Лошадь волки съели да санями подавились.
Пословица.
Действующiя лица:
Графъ Зыровъ.
Андашевскiй, Алексей Николаичъ.
Вуландъ, Владимиръ Иванычъ.
Мямлинъ, Дмитрiй Дмитричъ.
Князь Янтарный, Георгiй Ираклевичъ.
Варнуха, полковникъ
Шуберскiй.
Басаева, Ольга Петровна, дочь графа Зырова – вдова.
Вуландъ, Вильгельмина Федоровна, жена Владимiра Иваныча Вуланда.
Сонина, Марья Сергеевна, вдова.
Горничныя, слуги.
«Гражданин», No 7, 1873
Утро. Большой кабинетъ. Передъ письменнымъ столомъ сидитъ Владимiръ Ивановичъ Вуландъ, плотный, черноволосый, съ щетинистыми бакенбардами мужчина. Онъ, съ мрачнымъ выраженiемъ въ глазахъ, какъ бы просматриваетъ разложенныя передъ нимъ бумаги. Напротивъ его, на диване, сидитъ Вильгельмина Федоровна , высокая, худая, белокурая немка. Она, тоже съ недовольнымъ лицомъ, вяжетъ какое-то вязанье.
Вильгельмина Федоровна.
Я сегодня въ газетахъ прочла, что на место Янсона назначенъ Андашевскiй.
Владимiръ Иванычъ (не поднимая глазъ отъ бумагъ и мрачнымъ голосомъ).
Да!.. Съ неделю ужъ какъ решено это назначенiе.
Вильгельмина Федоровна.
Отчего жъ ты мне не сказалъ объ этомъ?
Владимiръ Иванычъ.
Забывалъ все какъ-то.
Вильгельмина Федоровна.
А на какомъ основанiи тебя тутъ обошли?
Владимiръ Иванычъ (какъ бы удивленный этимъ вопросомъ).
Что же я тутъ такое?
Вильгельмина Федоровна
А то, что ты гораздо старше Андашевскаго по службе.
Владимiръ Иванычъ
Это нынче ничего не значитъ.
Наконецъ, ты, я думаю, лучше его знаешь дело…. Опытней его и полагаю даже, что умнее!
Владимiръ Иванычъ.
Ты такъ полагаешь; а другiе, видно, полагаютъ иначе!
Вильгельмина Федоровна.
Что-жъ, ты и останешься на своемъ месте?
Владимiръ Иванычъ.
Куда-жъ мне деватъся!
Вильгельмина Федоровна.
Очень просто: проси у графа какой нибудь высшей себе должности!… Скажи ему, что ты униженъ и оскорбленъ назначенiемъ Андашевскаго тебе въ начальники, – это самолюбiе благородное, а не глупое!.. Графъ долженъ это понять.
Владимiръ Иванычъ.
Какъ же, пойметъ!.. очень нужно ему до моего самолюбiя.
Вильгельмина Федоровна.
И ты, поэтому, съ докладомъ будешь ходить къ Андашевскому?
Владимiръ Иванычъ (покрасневъ въ лице отъ досады).
Конечно!
Вильгельмина Федоровна
(тоже вспыхнувъ отъ досады).
Ну, я женщина, а потому должна была бы иметь меньше самолюбiя, чемъ мужчина, – но я лучше бы сквозь землю провалилась, чемъ вынесла подобное униженiе.
Проваливайся, пожалуй!.. Какъ кого удивишь!.. Скажутъ только, что одной дурой на свете меньше стало.
Вильгельмина Федоровна (разсердясь).
Дурой… Ты самъ после этого дуракъ!.. За что ты бранишься?
Владимiръ Иванычъ.
Какъ же не браниться! Говоришь какой-то вздоръ, фантазiи какiя-то!..
Вильгельмина Федоровна.
Нетъ, это вовсе не фантазiи, а мне действительно очень досадна несправедливость графа. Неужели же Андашевскiй былъ полезнее тебя на службе и больше твоего участвовалъ хоть бы въ техъ же реформахъ?
Владимiръ Иванычъ (съ грустной усмешкой).
Не думаю!.. По реформе большую часть работъ производилъ я!
Вильгельмина Федоровна (стремительно).
Вотъ поэтому-то мне ужасно и хочется узнать, за что собственно назначенъ Андашевскiй?
Владимiръ Иванычъ.
За то, что льстилъ и подличалъ передъ графомъ до такой степени, что гадко было видеть это!.. Только что ноги не цаловалъ у него!..
Вильгельмина Федоровна.
Ну, это пустяки: за одно подличанье онъ не назначилъ бы его. Тутъ непременно должно быть чье нибудь постороннее влiянiе, какая нибудь особая причина; а то графу не было бы никакого основанiя отдавать Андашевскому предпочтенiе передъ тобой.
Владимiръ Иванычъ.
Вильгельмина Федоровна.
Предпочелъ, потому что на то была какая нибудь особая причина; а потому ты темъ больше имеешь права обидеться этимъ и требовать у графа, чтобы онъ выхлопоталъ тебе въ пенсiю твое теперешнее содержанiе и выходи въ отставку.
Владимiръ Иванычъ.
Ну, да, такъ ведь сейчасъ это и сделаютъ!.. На дняхъ еще циркулярно по всемъ ведомствамъ объявлено: чтобы никакихъ представленiй о пенсiонныхъ назначенiяхъ выше штатныхъ не делать.
Вильгельмина Федоровна.
А если такъ, то плюнь на все!.. Пусть тебе дадутъ что следуетъ по закону, и уедемъ за границу! Я лучше по мiру, съ сумой готова идти, чемъ видеть, что мужъ мой подъ начальствомъ у мальчишки, который прежде за счастье считалъ, когда я позволю ему поцаловать мою руку или налью чашку чаю.
(Владимiръ Иванычъ что-то такое хочетъ возразить жене; но входитъ курьеръ).
Курьеръ.
Господинъ Мямлинъ и полковникъ Варнуха.
Вильгельмина Федоровна.
А я еще и не одета! Уйти скорее!..
Владимiръ Иванычъ (съ досадой).
Уходи!.. Что тебе тутъ сидеть!..
(Вильгельмина Федоровна уходитъ).
Владимiръ Иванычъ (курьеру).
Проси этихъ господъ!
(Курьеръ уходитъ)
Владимiръ Иванычъ (одинъ.)
Эти женщины хуже змеи!.. У меня и безъ того адъ на душе, а она еще пилитъ своимъ милымъ язычкомъ! Справедливо сказалъ какой-то философъ, что человекъ не столько отъ того страдаетъ, когда ему самому скверно, какъ отъ того, когда онъ видитъ, что другому хорошо! Вчера при мне г. Андашевскiй прiехалъ въ театръ и проходитъ въ первый рядъ креселъ, смотрю все лезутъ къ нему, кланяются, ручки ему пожимаютъ!.. А онъ оглоданой-то харей своей только всемъ улыбается, и ко мне вдругъ чуть не съ распростертыми объятьями. «Какъ, говоритъ, я счастливъ, что вижу васъ»! Пытку-бы легче вынесъ, чемъ эту милую сцену, а между темъ сиди, самъ тоже улыбайся и делай видъ, что кроме удовольствiя ничего не чувствуешь!.. Будь кто хочешь, кажется, назначенъ со стороны, хоть столоначальнишко какой-нибудь изъ аристократовъ, я перенесъ бы это равнодушно; но тутъ предпочтенъ человекъ совершенно-равный мне, стоявшiй решительно въ однихъ условiяхъ со мной, – это ужъ прямо насмешка!.. Плевокъ въ лицо!..
Входитъ Мямлинъ, плешивый господинъ, съ женской почти физiономiей и съ необыкновенно-толстымъ задомъ, и полковникъ Варнуха, худенькiй, мозглый малороссiянинъ, съ длиннейшими усами, съ неглупымъ, но совершенно необразованнымъ выраженiемъ въ лице.
Мямлинъ.
Имею честь представиться! (на этихъ словахъ онъ вдругъ останавливается и начинаетъ делать изъ лица гримасы).
Владимiръ Иванычъ (протягивая ему руку).
А у васъ это подергиванье въ лице еще не прекратилось!
Мямлинъ.
Лучше нынче, лучше!.. (продолжаетъ гримасничать).
Владимiръ Иванычъ (съ некоторымъ участiемъ).
Но, скажите, что такое собственно это за болезнь?
Мямлинъ.
…
Владимiръ Иванычъ.
И что же, вы боль при этомъ сильную чувствуете?
Мямлинъ.
Нисколько!.. Ни малейшей!.. Непроизвольное только сокращенiе личныхъ мускуловъ.
Владимiръ Иванычъ.
Но есть же противъ этого средства какiя нибудь?
Мямлинъ.
Электричество больше всего тутъ помогаетъ, и мне теперь гораздо лучше!.. Конечно, когда взволнуешься чемъ, такъ усиливаются припадки, а сегодня вотъ я являлся къ графу, потомъ къ вашему новому начальнику, Алексею Николаичу Андашевскому, и наконецъ къ вашему превосходительству… Все это очень прiятно, но не могло не подействоватъ.
(Владимiръ Иванычъ перенесъ свой взглядъ на полковника Варнуху, который все время стоялъ не пошевеливши ни однимъ мускуломъ; но как только взоръ Владимiра Иваныча коснулся до него, такъ онъ мгновенно и очень низко поклонился ему и затемъ опять сейчасъ же вытянулся въ струнку.)
Владимiръ Иванычъ (относясь къ нему).
Вы недавно причислены къ намъ?
Полковникъ Baрнуха (бойко и отчетливо).
Точно такъ.
Владимiръ Иванычъ.
Но по чьему собственно представленiю?
Полковникъ Baрнуха.
Алексея Николаича-съ.
Стало быть, вы лично ему известны?
Мямлинъ (у котораго лицо окончательно уже успокоилось).
Дядя мой, князь Михайло Семенычъ просилъ за него Алексея Николаича… Господинъ Варнуха заведывалъ некоторое время именьемъ дяди.
Полковникъ Baрнуха.
Тогда, оставимши военную службу, я занимался частными делами и почесть что все именья князя Михайла Семеныча пущалъ на выкупъ, и такъ какъ онъ остался оченно доволенъ мной, то и сделалъ меня потомъ смотрителемъ Огюньскаго завода.
Владимiръ Иванычъ (какъ бы повторяя слова Bapнухи).
Смотрителемъ Огюньскаго завода вы были?.. Но заводъ этотъ, какъ мне помнится, производится этими несчастными ссыльными?
Полковникъ Baрнуха.
Точно такъ-съ. Оченно трудно было управляться!.. На собственной руке даже несколько шрамовъ!.. (заворачиваетъ рукавъ мундира и показываетъ несколько шрамовъ).
Владимiръ Иванычъ.
Это отчего?
Полковникъ Baрнуха.
Билъ ихъ-съ изъ собственныхъ рукъ!.. Сечь не велено… но суду когда еще что будетъ, а между темъ они буянствуютъ каждый день, только этимъ самымъ и усмирялъ ихъ!
Владимiръ Иванычъ.
Вы тамъ и получили чинъ полковника?
Полковникъ Baрнуха.
Владимiръ Иванычъ.
Да… Но у насъ, ведь, предварительно всякаго назначенiя, даютъ обыкновенно порученiя…
Полковникъ Baрнуха.
Слушаю-съ, ваше превосходительство!
Владимiръ Иванычъ.
И смотря потому, кто какъ исполнитъ ихъ..
Полковникъ Baрнуха.
Слушаю-съ.
Владимiръ Иванычъ.
Прошу садиться! (Движенiемъ руки своей приглашаетъ гостей своихъ садиться. Мямлинъ довольно свободно располагается на своемъ кресле; но полковникъ Варнуха только притыкается на кончикъ стула).
Мямлинъ (заискивающимъ голосомъ).
А я только вчерашняго числа возвратился изъ моей скучной и длинной командировки.
Владимiръ Иванычъ (насильно улыбаясь).
Знаю это я!
Мямлинъ.
Въ три тома дело произвелъ!.. Вотъ какихъ три тома!.. . Двести пятьдесятъ деревень объехалъ: съ железными дорогами семь тысячъ восемьсотъ верстъ сделалъ, – надобно было на это употребить времени и труда!
(На все эти слова Владимiръ Иванычъ хоть бы малейшее выразилъ одобренiе).
Мямлинъ (продолжаетъ).
И какъ вотъ сей часъ я Алексею Николаичу докладывалъ: въ самую нынешнюю страстную неделю, когда все истинно-русскiе желаютъ и ждутъ разговеться, я, одинъ-одинехонекъ, живу въ идолопоклоннической, мордовской деревнюшке; только одинъ разъ въ неделю и оживаешь душой, когда услышишь благовестъ изъ соседняго русскаго села или съездишь туда къ обедне; вдругъ я читаю въ газетахъ, что на место Якова Васильича Янсона назначенъ нашъ Алексей Николаичъ. Я всплакалъ даже отъ радости; потому что этотъ выборъ прямо показываетъ, что въ настоящее время въ Россiи можно служить и что достоинства и заслуги не пропадаютъ даромъ!
(Владимiръ Иванычъ, лицо котораго становилось все более и более сердитымъ и недовольнымъ, и на эти слова ничего не проговорилъ).
Мямлинъ (обращаясь уже къ полковнику Варнухе).
Согласны вы съ этимъ?
Полковникъ Baрнуха (потупляя глаза и какимъ-то нерешительнымъ голосомъ).
Конечно-съ!..
Мямлинъ (совершенно не соображая къ кому и что говоритъ).
Про Алексея Николаича все, я думаю, даже враги его скажутъ, что онъ уменъ!.. Просвещенъ!.. Деятеленъ!.. Знающъ!
(Каждое слово Мямлина какъ бы булавкой кололо полковника Варнуху, такъ что онъ слегка даже вздрагивалъ).
Мямлинъ (въ окончательномъ паффосе своего увлеченiя и снова обращаясь къ нему).
И наконецъ души ангельской! Чего жъ можно больше требовать отъ человека!
.
Мямлинъ (ничего этого незамечавшiй).
Это назначенiе такъ меня ободрило, что когда я радость мою по этому предмету передавалъ князю Михаилу Семенычу, такъ онъ, сочувствуя, конечно, вполне выбору Алексея Николаича, посмеялся даже мне: «Ахъ ты, говоритъ, добрая, русская душа; каждому малейшему успеху Poссiи ты радуешься!..» Я что жъ? Признаюсь: патрiотъ!.. Люблю мое отечество! И теперь вотъ прямо самому графу и вамъ осмелюсь сказать и просить разсмотреть мои труды; можетъ быть, и въ нихъ найдется что нибудь полезное! Никакой поблажки или снисхожденiя не желаю себе; а прошу только разсмотреть ихъ и оценить по достоинству.
Владимiръ Иванычъ (мрачнымъ голосомъ).
Наша обязанность разсматривать все поступающiя къ намъ дела.
Мямлинъ.
А я только и желаю того! (начинаетъ снова выделывать изъ лица гримасы).
Владимiръ Иванычъ (съ нескрываемымъ отвращенiемъ).
Какая, однако, у васъ болезнь эта несносная.
Мямлинъ.
Очень несносная! (встаетъ и начинаетъ раскланиваться). Поручаю себя вашему вниманiю.
Владимiръ Иванычъ (тоже вставая и протягивая Мямлину руку).
Весьма радъ, что виделъ васъ!
(склоняя передъ нимъ голову).
Супруге вашей прошу засвидетельствовать отъ меня глубочайшее уваженiе.
Владимиръ Иванычъ.
Благодарю васъ! (обращаясь къ полковнику Варнухе, но не протягивая ему руки). Радъ, что съ вами познакомился!
(Полковникъ Варнуха проворно и низко ему кланяется).
Мямлинъ (показывая на него рукою).
Мы съ полковникомъ только и просимъ васъ объ одномъ: воздать каждому изъ насъ по деломъ нашимъ!
(Оба за темъ еще разъ раскланиваются съ Владимiромъ Иванычемъ и уходятъ).
Владимiръ Иванычъ (оставшись одинъ и какимъ-то тигромъ разсвирепелымъ садясь на свое место).
Погодите, – я воздамъ вамъ по деломъ вашимъ!.. Этотъ дуралей-то прокаженный воображаетъ, что я его три дурацкiе тома стану читать; да я, безъ всякаго чтенiя, прямо доложу графу, что это чепуха великая, и напередъ уверенъ, что не ошибусь!.. Въ Андашевскомъ какого-то ужъ ангела открылъ и говоритъ мне это прямо въ глаза, – одно это показываетъ, что онъ дуракъ набитый! Другой-то тоже хорошъ, спичка эта военная, воришка съ какого-то заводишка, высшей должности себе ожидаетъ! Что до меня касается, такъ я васъ обоихъ угощу: въ службе только еще и осталось одно это наслажденiе, что подобнымъ скотамъ можешь ногу подставить!
(Входитъ лакей).
Лакей.
Владимiръ Иванычъ.
О, чортъ его дери! (сердито къ лакею). Что ему надобно отъ меня?
Лакей.
Онъ съ бумагами какими-то пришелъ-съ.
Владимiръ Иванычъ.
Зови!
(Лакей уходитъ).
Владимiръ Иванычъ.
Я уверенъ, что этотъ прощалыга пришелъ высмотреть, что у меня написано на лице.
(Входить Шуберскiй, молодой еще человекъ въ вицъ-мундирномъ фраке и съ делами подъ мышкой).
Владимiръ Иванычъ (довольно сурово ему).
Что у васъ за дела такiя спешныя?
(Шуберскiй на это молча подаетъ ему бумаги).
Владимiръ Иванычъ .
Это все пустяки какiе-то, подтвержденiя!.. Разве они не могли полежать, пока я прiеду! (почти швыряетъ къ Шуберскому подписанныя бумаги).
Шуберскiй (скромно подбирая эти бумаги).
Я еще и собственное дело имею къ вамъ, Владимiръ Иванычъ!
Владимiръ Иванычъ.
Что такое-съ?
Шуберскiй.
Я пришелъ попросить у васъ позволенiя подать мне въ отставку.
Владимiръ Иванычъ (видимо удивленный этими словами).
Это съ чего вамъ вздумалось?
Шуберскiй (грустно пожимая плечами).
Мне при Алексее Николаиче невозможно оставаться служить. Онъ въ первый же разъ какъ будетъ управлять за графа, начнетъ непременно преследовать меня.
Владимiръ Иванычъ (съ некоторымъ вниманiемъ).
Но что такое собственно у васъ съ нимъ вышло?.. Я до сихъ поръ не знаю хорошенько!
Шуберскiй .
Я въ одномъ фельетоне моемъ написалъ про Алексея Николаича!.. Тогда, можетъ быть, вы изволите помнить дело это по Калишинскому акцiонерному обществу.
Владимiръ Иванычъ (съ большимъ уже вниманiемъ).
Ну-съ!
Шуберскiй (съ темъ же скромнымъ видомъ).
А у меня въ этомъ обществе зять, мужъ сестры моей, служилъ…
Владимiръ Иванычъ (съ еще большимъ вниманiемъ).
Ну!
Шуберскiй.
Онъ какъ-то приходитъ къ намъ и разсказываетъ: «вашъ, говорить, Андашевскiй взялъ съ нашей компанiи триста тысячъ акцiями».
Владимiръ Иванычъ (покрасневъ даже въ лице отъ удовольствiя).
Стало быть, это не утка газетная была?
Шуберскiй.
Какая же газетная утка? Зять мой съ управляющимъ компанiей и возилъ къ нему эти акцiи и не на домъ, а на квартиру къ его любовнице.
Владимiръ Иванычъ
Это къ Марье Сергеевне Сониной?
Шуберскiй.
… Алексей Николаичъ у ней въ гостиной и принялъ эти акцiи; сначала сосчиталъ ихъ очень акуратно, а потомъ просилъ Марью Сергеевну положить ихъ на время въ свою шифоньерку.
Владимiръ Иванычъ.
И вы все это описали?
Шуберскiй.
Почти; но главнымъ образомъ я провелъ въ статье ту мысль, что какъ выгодно бываетъ иногда акцiонернымъ обществамъ открывать безплатную подписку некоторымъ лицамъ, и въ примеръ тому указалъ на Калишинское акцiонерное общество и будто-бы некоего г. Подстегина…
Владимiръ Иванычъ.
И что же, по поводу этого фельетона, Андашевскiй имелъ съ вами объясненiе?
Шуберскiй.
Очень большое! Именемъ графа призывалъ меня къ себе и спрашивалъ: кто это писалъ? я сказалъ, что я. Онъ спросилъ: про кого это писано и кто именно г. Подстегинъ? Я отвечалъ, что лицо это совершенно вымышленное. Онъ, однако, не поверилъ тому и началъ меня теснить, такъ что если бы вы не взяли меня къ себе, то я службу долженъ былъ-бы оставить.
Владимiръ Иванычъ.
Я теперь припоминаю: онъ мне тогда выговаривалъ, зачемъ я васъ взялъ къ себе!… Да вы садитесь, пожалуста!… Что-жъ вы все стоите?
(Шуберскiй садится и принимаетъ не столь уже подобострастный видъ).
Владимiръ Иванычъ (продолжаетъ съ важностью).
И разсказывалъ такъ, что когда вы сделались фельетонистомъ газетъ, то безпрестанно стали являться къ нему и просить себе наградъ и повышенiй; но онъ, не находя васъ заслуживающимъ того, отказывалъ вамъ, – тогда вы написали на него этотъ пасквиль…
Шуберскiй (съ несколько вспыхнувшимъ лицомъ).
Нетъ-съ, я не пасквиль на него писалъ, а передалъ действительно случившiйся фактъ!
Владимiръ Иванычъ.
А зять вашъ, скажите, можетъ подтвердить этотъ фактъ?… Имеетъ какое нибудь юридическое доказательство на него?
Зять мой не станетъ подтверждать этого факта, потому что онъ до сихъ поръ служитъ въ томъ же обществе, и отъ этой службы зависитъ весь его кусокъ хлеба; но всего лучше фактъ этотъ можетъ подтвердить Марья Сергеевна Сонина.
Владимiръ Иванычъ.
Вона! Подниметъ Марья Сергеевна руку на своего возлюбленнаго!…
Шуберскiй.
Подниметъ-съ теперь!… Онъ, говорятъ, покинулъ ее.
Владимiръ Иванычъ (восклицая въ удивленiи).
Какъ покинулъ?
Шуберскiй.
…
Владимiръ Иванычъ (какъ-бы въ порыве благороднаго негодованiя).
Ахъ, негодяй какой!… (сильно звонитъ).
.
Владимiръ Иванычъ (ему).
Позови сюда скорей Вильгельмину Федоровну.
(Лакей уходитъ).
Шуберскiй.
Владимiръ Иванычъ.
Никогда онъ ее не любилъ и никого въ мiре онъ не можетъ любить! Этотъ человекъ до мозга костей своихъ эгоистъ и лицемеръ. Я началъ знать г. Андашевскаго съ самаго его поступленiя къ намъ. Онъ шагу въ жизни не сделалъ безъ пользы для себя. Пока Марья Сергеевна была молода, недурна собой, – женщина она съ обезпеченнымъ состоянiемъ, и поэтому денегъ отъ него не требовала, – онъ и водится съ ней, а теперь вероятно прiискалъ себе въ невесты какую нибудь другую дуру съ большимъ состоянiемъ и съ хорошими связями.
Шуберскiй.
Я на-дняхъ узнаю кто эта невеста его.
Узнайте пожалуйста и мне передайте.
Шуберскiй.
Очень хорошо-съ. (Помолчавъ немного)ó, что какимъ образомъ графъ, личность столь умная и честная, могъ приблизить къ себе подобнаго человека.
Владимiръ Иванычъ (стремительно).
Очень просто это сделалось: сначала г. Андашевскiй постоянно старался представить изъ себя чиновника честнейшихъ правилъ и самыхъ возвышенныхъ взглядовъ и для этого накупалъ разныхъ книгъ и журналовъ иностранныхъ и всемъ обыкновенно разсказывалъ, что онъ тó, сё, третiе тамъ читалъ, – это, разумеется, доходило и до графа. Онъ сталъ обращать на него вниманiе. Господинъ Андашевскiй, конечно, сейчасъ-же этимъ воспользовался, а потомъ сталъ льстить графу, уверятъ его въ безконечной преданности къ нему и тутъ же будто къ слову напевалъ ему, какъ онъ самъ работаетъ дни и ночи и этимъ способомъ обыкновенно каждый годъ выханжитъ у него то награды, то повышенiе въ должности, и я убежденъ даже, что господинъ Андашевскiй Янсона подшибъ, чтобы сесть на его место…
Шуберскiй.
Владимiръ Иванычъ.
Непременно-съ это было!… Потому что графъ очень любилъ Янсона и вдругъ возненавиделъ: явно, что тутъ чей нибудь насказъ былъ…
(Входитъ Вильгельмина Федоровна).
(обращаясь къ ней).
Слышала: нашъ Алексей Николаичъ бросилъ свою Марью Сергеевну?
Вильгельмина Федоровна (отступая даже шагъ назадъ).
Владимiръ Иванычъ.
Бросилъ и женится на какой-то княжне.
Вильгельмина Федоровна.
Господи, чего ужъ не выдумаютъ?
Нетъ-съ, это не выдумка! Собственный лакей Алексея Николаича на-дняхъ въ трактире хвасталъ и разсказывалъ, что господинъ его женится на какой-то графине или княжне, богатой, красавице изъ себя…
Вильгельмина Федоровна (видимо заинтересованная этой новостью и садясь на диванъ).
Но можетъ быть это перемешали только, а онъ именно на Марье Сергеевне и женится.
Врядъ-ли-съ, потому что лакей къ этому прибавлялъ, что прежнюю свою привязанность Алексей Николаичъ бросилъ: ни самъ къ ней не ездитъ, ни ее къ себе не принимаетъ.
Вильгельмина Федоровна.
Бедная Марья Сергеевна; я воображаю, что теперь съ ней происходитъ: она, я думаю, не перенесетъ этого и съ ума сойдетъ.
Владимiръ Иванычъ.
(обращаясь къ Шуберскому). А вы не извольте оставлять службы – это вздоръ!.. При жене ничего, – можно говоритъ все: г. Андашевскiй безъ меня не можетъ сделать вамъ никакого существеннаго зла; но если онъ отнесется ко мне, то я прямо его спрошу, за что онъ васъ преследуетъ? Онъ мне, разумеется, скажетъ, что въ каждомъ присутственномъ месте неудобно иметь чиновникомъ газетнаго репортера, такъ какъ онъ можетъ разгласить какiя нибудь даже государственныя тайны. «Но где же, спрошу, статья закона, прямо воспрещающая газетнымъ репортерамъ быть чиновниками; потому что въ отношенiи нашихъ подчиненныхъ мы можемъ действовать только на основанiи существующихъ узаконенiй; если-же, скажу, вы желаете употребить какую нибудь произвольную меру, то я не знаю, во первыхъ, въ чемъ она можетъ состоять, а во вторыхъ, пусть ужъ она будетъ безъ меня!» Тогда я и посмотрю, что онъ вамъ сделаетъ.
Шуберскiй.
Сделаетъ то, что велитъ подать мне въ отставку.
(восклицая во весь голосъ).
Никогда!.. никогда!.. Какъ это вы – умный молодой человекъ, и не понимаете того!.. Если-бы онъ действительно имелъ глупость вытеснитъ васъ, такъ вы объ этомъ можете напечататъ во всехъ газетахъ, потому что это явное пристрастiе и проведенiе въ службе личныхъ антипатiй; и поверьте вы мне-съ: г. Андашевскiй не только не станетъ васъ преследовать теперь, а напротивъ: онъ будетъ возвышать васъ…
Шуберскiй.
Ну, ужъ этого, я думаю, никогда не можетъ быть…
Очень возможно-съ! г. Андашевскiй, сколько я его знаю, смелъ и деспотиченъ только противъ слабенькихъ и смирненькихъ, а вы, кажется, не изъ такихъ и кроме того онъ очень хорошо понимаетъ, что въ рукахъ вашихъ печать, т. е. возможность за и противъ него направить общественное мненiе.
Шуберскiй .
Конечно, я могу это сделать (вставая на ноги), и если вы, Владимiръ Иванычъ, такъ на это изволите смотреть, то позвольте мне, за все что вы сделали и делаете для меня, этой печатью служить вамъ, въ чемъ только вы прикажете…
Владимiръ Иванычъ.
Шуберскiй.
Я самъ ничего и не буду писать; но у меня есть очень много прiятелей фельетонистовъ, которые напишутъ все что я ихъ попрошу.
Владимiръ Иванычъ.
Отлично это, безподобно!.. и я, признаюсь, весьма былъ-бы доволенъ, если бы, по поводу назначенiя г. Андашевскаго, которое все таки считаю величайшей ошибкой со стороны графа, въ газетахъ прошла такого рода инсинуацiя, что отчего-де такъ мало обращаютъ вниманiя на общественное мненiе при назначенiи на разныя должности и выбираютъ людей, у которыхъ на совести дела въ роде делъ по Калишинскому акцiонерному обществу и которые женщину двадцать летъ безкорыстно ихъ любившую бросаютъ при первомъ своемъ возвышенiи. Понимаете, чтобы, въ одно и тоже время, затушевано все было и прозрачно!
Понимаю, и не прикажете-ли еще прибавить, что общественное мненiе темъ более бываетъ удивлено, что въ подобныхъ случаяхъ иногда обходятъ людей, истинно признанныхъ на известный постъ.
Владимiръ Иванычъ.
Нетъ, это зачемъ же ужъ!.. Довольно и того!
Шуберскiй.
(кланяется сначала Владимiру Иванычу, а потомъ Вильгельмине Федоровне и идетъ).
Владимiръ Иванычъ (вследъ ему).
Пожалуста, когда будете иметь какую нибудь просьбу ко мне, адресуйтесь безъ всякой церемонiи.
(еще разъ кланяясь въ дверяхъ).
Не премину воспользоваться вашимъ добрымъ позволенiемъ! (уходитъ).
Владимiръ Иванычъ и Вильгельмина Федоровна.
Владимiръ Иванычъ.
Съ этой стороны мы, значитъ, дадимъ г. Андашевскому щелчокъ порядочный!.. (обращаясь къ жене)
Вильгельмина Федоровна (невиннымъ голосомъ).
Хорошо!.. Мне самой очень хочется навестить ее!
Владимiръ Иванычъ.
… помнишь ты это Калишинское дело, по которому г. Андашевскiй цапнулъ триста тысячъ?
Вильгельмина Федоровна (въ удивленiи).
Триста тысячъ однако!
Владимiръ Иванычъ.
– ни больше, ни меньше, и прiемъ этихъ денегъ, какъ сказывалъ мне сейчасъ Шуберскiй, происходилъ на квартире Марьи Сергеевны и даже въ присутствiи ея: а потому она, Богъ знаетъ, можетъ быть, какiя доказательства имеетъ къ уличенiю г. Андашевскаго.
Вильгельмина Федоровна.
Но если и есть у ней такiя доказательства, разве она скажетъ объ нихъ.
Владимiръ Иванычъ.
Скажетъ, потому что она зла теперь на Андашевскаго за его измену; а, наконецъ, она дура набитая: у ней всегда все можно выспросить и даже выманить; главное, нетъ-ли у ней какого нибудъ документика обличающаго: письмеца его или записочки?
Положимъ, у ней найдется такой документъ и она отдастъ его; но что-жъ потомъ будетъ?
Владимiръ Иванычъ.
Потомъ превосходно будетъ: я двадцать такихъ писачекъ, какъ Шуберскiй, найму и заставлю ихъ называть въ газетахъ прямо уже по имени г. Андашевскаго; мало того: я документъ этотъ лично принесу къ графу и скажу, что получилъ его по городской почте для доставленiя ему.
Вильгельмина Федоровна .
И графъ, разумеется, разсердится на тебя за это; потому что Андашевскiй все-таки его созданiе, а потомъ они уже вместе, вдвоемъ, начнутъ тебе мстить и преследовать тебя!
Владимiръ Иванычъ.
Да хоть-бы они голову сняли съ меня за то, такъ и сделаю это!.. Мне легче умереть, чемъ видеть, какъ этотъ плутъ и подлипало возвышается!..
(Занавесъ падаетъ).
«Гражданин», No 8, 1873