XI. ЮЛИЯ И ГРУНЯ
Дома Вихрова ужасно ожидали. Груня вскрикнула даже, когда увидела, что он на почтовой тройке в телеге подъехал к крыльцу, - и, выбежав ему навстречу, своими слабыми ручонками старалась высадить его из экипажа.
- Барин, я думала, что вы уж и не приедете совсем, - говорила она задыхающимся от радости голосом. - Благодарю покорно, что вы мне написали, прибавила она и поцеловала его в плечо.
- Я знал, что ты будешь беспокоиться обо мне, - отвечал Вихров.
- Ужас, барин, чего-чего уж не передумала! Вы другой раз, как поедете, так меня уж лучше вместо лакея возьмите с собой.
- Как это на следствие с горничной ехать - это противозаконно, возразил Вихров.
- Да я мальчиком, барин, оденусь; я уж примеривала с верхнего мальчика чепан, никак меня не отличить от мужчины - ужасно похожа!
- А что верхние? - спросил Вихров.
- Ничего-с!.. Барышня-то была нездорова. Все по вас тоже, говорят, скучает.
- По мне?
- Да-с. Ей-богу, люди их смеялись: "Что, говорят, ваш барин - женится ли на нашей барышне?.. Она очень влюблена в него теперь".
- И что же ты на это сказала?
- Я говорю: "Наш барин никогда и ни на ком не женится!"
- Отчего ж ты так думаешь? - спросил ее Вихров с улыбкою.
- Оттого, барин, куда же вам меня-то девать будет? Вам жаль меня будет: вы добрый.
Вопрос этот в первый еще раз представлялся Вихрову с этой стороны: что если он в самом деле когда-нибудь вздумает жениться, что ему с Груней будет делать; деньгами от нее не откупишься!
"Э, - подумал он, - где мне, бобылю и скитальцу, жениться", - и то же самое высказал и вслух:
- Не бойся, никогда и ни на ком не женюсь.
- Ну, вот, барин, благодарю покорно, - сказала Груня и поцеловала опять его в плечо.
- А то, барин, еще умора... - продолжала она, развеселившись, - этта верхний-то хозяин наш, Виссарион Ардальонович встретил меня в сенях; он наглый такой, ни одной девушки не пропустит... "Что, говорит, ты с барином живешь?" - "Живу, - говорю я, - где же мне жить, как не у барина?" - "Нет", - говорит, - и, знаете, сказал нехорошее. "Нет уж, говорю, - это извините, барин наш не в вас!" - "Ну, коли он не такой, так я за тобой стану волочиться". Я взяла да кукиш ему и показала; однако он тем не удовольствовался: кухарку свою еще подсылал после того; денег ужас сколько предлагал, чтобы только я полюбила его... Я ту так кочергой из кухни-то прогнала, что чудо!
- Что ж ты нравишься, что ли, ему очень?
- Не знаю, зачем уж так я оченно ему нужна; точно мало еще к нему разных мамзелей его ходит.
- Много!.. Прескверный насчет этого мужчина.
В это время сверху пришел к Вихрову посол.
- Шлет уж - не терпится! - сказала Груня с гримаской, увидя горничную Юлии Ардальоновны.
- Барышня велела поздравить вас с приездом, - проговорила та, - и сказать вам, что если вы не очень устали, так пожаловали бы к ним: они весьма желают вас видеть.
- Хорошо, скажи, что приду, - отвечал Вихров.
Груня сделала при этом не совсем довольное личико, впрочем, молча и с покорностью пошла подавать барину умываться и одеваться.
Он, придя наверх, действительно застал Юлию больной. Она сидела на кушетке, похудевшая, утомленная, но заметно с кокетством одетая. При входе Вихрова она кинула на него томный взгляд и очень слабо пожала ему руку.
- Вы больны? - спросил ее Вихров, почему-то сконфуженный ее печальным видом.
- Да, немножко, - отвечала Юлия, а сама между тем с таким выражением взяла себя за грудь, которым явно хотела показать, что, напротив, - множко.
- Чем же, собственно? - спросил Вихров, садясь от нее довольно далеко.
- Я не спала все это время, а потому сил совершенно нет, - отвечала Юлия, устремляя на Вихрова нежный взор.
Он, со своей стороны, просто не знал - куда себя и девать.
- Послушайте, Вихров, - начала Юлия, - скажите мне, могу я вас считать себе другом?
- Сколько вам угодно! - отвечал он, стараясь придать начинающемуся разговору шутливый тон.
- И вы будете со мной откровенны? - продолжала Юлия.
- В чем могу! - отвечал Вихров, пожимая плечами.
- Скажите, - говорила Юлия (она в это время держала глаза опущенные вниз), - вы кроме Фатеевой не любили и не любите никакой другой женщины?
- Любил! - отвечал Вихров односложно.
- Но надеюсь, - продолжала Юлия, - что в этом случае ваш вкус не унизился до какой-нибудь госпожи - очень уж невысокого происхождения?
Вихров при этом взглянул на Юлию: он догадался, что она намекает ему на Грушу, - и ему вздумалось немного подшутить над ней за ее барскую замашку.
- А отчего же и не унизиться? - спросил он.
- Да потому что... - отвечала Юлия, вся вспыхнув и пожимая плечами, интересного тут ничего нет... может быть, впрочем, это только какое-нибудь временное увлечение?
Юлия не знала - как и понять его. Насчет Груши ей разболтал и этим очень обеспокоил ее брат Виссарион.
- Никогда он на тебе не женится, - бухнул он ей прямо, - потому что у него дома есть предмет страсти.
Юлия вопросительно посмотрела на брата.
- Я пятьсот рублей предлагал, чтобы получить только взаимность, - не приняла.
Виссарион более вящего доказательства не полагал и нужным прибавлять со своей стороны.
- Может быть - ты не нравишься ей, - проговорила Юлия, потупляясь.
- Ну да, не нравишься... Нравятся им только деньги, а если не берет, значит - с той стороны дают больше.
Тысячи мрачных мыслей наполнили голову Юлии после разговора ее с братом. Она именно после того и сделалась больна. Теперь же Вихров говорил как-то неопределенно. Что ей было делать? И безумная девушка решилась сама открыться в чувствах своих к нему, а там - пусть будет, что будет!
- Послушайте, - начала она, побледнев вся в лице, - за то, что вы мне открыли вашу тайну...
Какую ей Вихров тайну открыл - неизвестно.
- Я сама вам открою тайну.
Вихров понял, куда начинал склоняться разговор - и очень этого испугался. Главное, он недоумевал: остановить ли Юлию, чтобы она не открывала ему тайны; если же не остановить ее, то что ей сказать на то? К счастью его, разговор этот перервал возвратившийся домой Виссарион.
- А, изволили прибыть?.. - воскликнул он не без удовольствия и в то же время мельком взглянув на сестру, сидевшую в какой-то сконфуженной и недовольной позе. Недовольна Юлия была, по преимуществу, его приходом.
- Вы там, батюшка, говорят, чудеса напроизводили, - продолжал инженер, - бунт усмирили, смертоубийство открыли!
- Было все это отчасти, - отвечал Вихров.
- А губернатора видели?
- Нет еще.
- Так как же это?
- А так же, завтра успею.
- Этого нельзя, - воскликнул Захаревский, - со следствия вы должны были бы прямо проехать к нему; поезжайте сейчас, а то он узнает это - и бог знает как вас распудрит.
- Пусть себе, очень мне нужно! - сказал сначала Вихров, но потом подумал, что инженер может опять куда-нибудь уехать, и он снова останется с Юлией вдвоем, и она ему сейчас же, конечно, откроет тайну свою.
- В самом деле, я съезжу, - проговорил он, вставая.
- Поезжайте, поезжайте! - говорил Захаревский.
Юлия спросила его тихим голосом:
- А к нам еще придете?
- Может быть, - отвечал Вихров и проворно ушел.
- Что, поразила его грустным своим видом? - спросил Захаревский сестру.
Та рассердилась на это.
- Что это у тебя за глупые шутки надо мной!
- Не шутки, а, право, уж скучно на все это смотреть! - отвечал с сердцем инженер.
К губернатору Вихров, разумеется, не поехал, а отправился к себе домой, заперся там и лег спать. Захаревские про это узнали вечером. На другой день он к ним тоже не шел, на третий - тоже, - и так прошла целая неделя. Захаревские сильно недоумевали. Вихров, в свою очередь, чем долее у них не бывал, тем более и более начинал себя чувствовать в неловком к ним положении; к счастию его, за ним прислал губернатор.
Вихров сейчас же поспешил к нему поехать.
Начальник губернии в это время сидел у своего стола и с мрачным выражением на лице читал какую-то бумагу. Перед ним стоял не то священник, не то монах, в черной рясе, с худым и желто-черноватым лицом, с черными, сверкающими глазами и с густыми, нависшими бровями.
Окончив чтение бумаги, губернатор порывисто позвонил.
В кабинет вбежал адъютант.
- Что же Вихрова мне? - произнес сердито начальник губернии.
- Он здесь, ваше превосходительство, - отвечал адъютант.
- Позовите его сюда!
Вихров вошел.
Лицо губернатора приняло более ласковое выражение.
- Здравствуйте, любезнейший, - сказал он, - потрудитесь вот с отцом Селивестром съездить и открыть одно дело!.. - прибавил он, показывая глазами на священника и подавая Вихрову уже заранее приготовленное на его имя предписание.
Тот прочел его.
- Сейчас же! - отвечал тот ему сурово. - В воскресенье они были для виду у меня в единоверии; а завтра, на Петров день, сбегутся все в свою моленную.
Вихров молчал: самое поручение было сильно ему не по душе, но оно давало ему возможность уехать из города, а возвратившись потом назад, снова начать бывать у Захаревских, - словом, придать всему такой вид, что как будто бы между ним и Юлией не происходило никакого щекотливого разговора.
- С богом, поезжайте, - сказал ему губернатор.
- Не угодно ли вам будет со мной ехать, на моей паре? - сказал он, нагоняя Вихрова на улице.
- А это далеко?
- Нет, одна пряжка всего.
- Хорошо!
- Вам будет без сумнения, да и мне тоже! - говорил он. - А вот и кони мои, - прибавил он, показывая на ехавшую по улице пару, которою правил, должно быть, работник.
Вихров шел быстро; священник не отставал от него: он, по всему заметно было, решился ни на минуту не выпускать его из глаз своих.
- А кто такой становой у вас? - спросил его Вихров.
- Огарков, переведенный к нам из другой губернии, - отвечал священник.
Оказалось, что это был муж уже знакомой нам становой, переведенный в эту губернию тоже по рекомендации Захаревских.
- У него жена, - этакая толстая и бойкая? - спросил Вихров.
- Она самая и есть, - отвечал священник. - Пострамленье кажись, всего женского рода, - продолжал он, - в аду между блудницами и грешницами, чаю, таких бесстыжих женщин нет... Приведут теперь в стан наказывать какого-нибудь дворового человека или мужика. "Что, говорит, вам дожидаться; высеки вместо мужа-то при мне: я посмотрю!" Того разложат, порют, а она сидит тут, упрет толстую-то ручищу свою в колено и глядит на это.
При таком описании образ милой становой, как живой, нарисовался в воображении Вихрова.
Груня чрезвычайно удивилась, когда увидела, что барин возвратился с священником.
- Я опять сейчас, Груша, уезжаю, - сказал он ей.
- Вот тебе раз! - произнесла она испуганным голосом.
- И тебя никак уже не могу взять с собой, потому что еду с священником, - шутил Вихров.
- Опять к раскольникам.
- Ну, что, барин, вы нарочно, должно быть, напрашиваетесь, чтобы кутить там с раскольническими девушками: у них там есть прехорошенькие!
- Есть недурные! - шутил Вихров и, чтобы хоть немножко очистить свою совесть перед Захаревскими, сел и написал им, брату и сестре вместе, коротенькую записку: "Я, все время занятый разными хлопотами, не успел побывать у вас и хотел непременно исполнить это сегодня; но сегодня, как нарочно, посылают меня по одному экстренному и секретному делу - так что и зайти к вам не могу, потому что за мной, как страж какой-нибудь, смотрит мой товарищ, с которым я еду".
Священник все это время, заложив руки назад, ходил взад и вперед по зале - и в то же время, внимательно прислушиваясь к разговору Вихрова с горничной, хмурился; явно было, что ему не нравились слышимые им в том разговоре шутки.