Комментарии
Роман впервые напечатан в "Беседе", 1871 г., NoNo 1-6. Написан в 1870-1871 годах. Точные даты начала и завершения работы над романом неизвестны. Из рукописных материалов, связанных с созданием романа, сохранился лишь небольшой набросок плана середины второй части, относящийся, по-видимому, к осени 1870 года [А. Ф. Писемский. Письма, М. -Л., 1936, стр. 690].
Неблагоприятные условия, в которых создавался предыдущий роман писателя, "Люди сороковых годов" (см. примечания к IV тому), побудили Писемского в следующей своей работе поставить перед собой более актуальные и острые вопросы. Можно с уверенностью говорить о том, что в романе "В водовороте" идейные взгляды писателя нашли свое наиболее полное отражение. Роман "В водовороте" появился на страницах "Беседы", журнала, идейная позиция которого была весьма неопределенна. Выходил он на средства славянофила А. И. Кошелева (1806-1883), ранее издававшего ненавистную Писемскому "Русскую беседу", редактировался же однокашником Писемского по Московскому университету С. А. Юрьевым (1821-1888), человеком крайне путаного и отнюдь не передового мировоззрения. Портрет этого человека, правда, несколько окарикатуренный, дан был Писемским позднее в романе "Мещане" в образе журналиста Долгова.
Роман "В водовороте" не может быть вполне понят и правильно оценен в отрыве от предшествовавших ему произведений русской литературы шестидесятых годов.
смерти Н. А. Добролюбова (1836-1861) и ареста (7 июля 1862 г.) Н. Г. Чернышевского (1828-1889) возглавлялась Д. И. Писаревым (1840-1868). Пропаганда трудовой жизни и мировоззрения, основанного на строго проверенных данных естественных наук, - вот что лежало в основании важнейших выступлений молодого публициста.
Не следует думать, разумеется, что вся русская литература шестидесятых годов посвятила себя разработке нового миросозерцания.
На освещении этих вопросов сосредоточил свое внимание преимущественно тот род русского романа, который далеко не случайно называют публицистическим. Как правило, это роман о "новых людях", их раздумьях и исканиях. Начало этому роману положили разные, далеко не однородные романы, из которых следует упомянуть "В ожидании лучшего" (1860) Н. Д. Хвощинской, повести Н. Г. Помяловского "Мещанское счастье" и "Молотов" (1861), "Отцы и дети" Тургенева (1862) и "Что делать?" Чернышевского (1863).
С легкой руки Тургенева новые люди шестидесятых годов были названы "нигилистами" (от латин. nihil - ничто), так как их первой задачей было полное отрицание всех старых представлений. Они ничего не хотели сохранить от старого мира социальной несправедливости, лицемерия и лжи. В этом вопросе обычно у молодежи никаких разногласий не было. Все были отрицателями отмиравшего мира и его авторитетов. Но когда дело доходило до выработки нового мировоззрения, каких-то положительных взглядов, определения своих авторитетов, тогда появлялись разногласия. Поэтому изучение движения шестидесятых годов невозможно без учета его внутренних идейных противоречий. Полемика между революционно-демократическими журналами "Современник" и "Русское слово", названная врагами "расколом в нигилистах", явилась характерным выражением этих разногласий.
Подобный же раскол мы видим и в романах о "новых людях". С одной стороны, в них появилась проповедь "умеренности" в дерзаниях и отрицаниях. Наиболее типичными выразителями взглядов "умеренных" стали такие писатели, как А. К. Шеллер (псевдоним - А. Михайлов), выпустивший в 1864 и 1865 годах нашумевшие романы о молодом поколении "Гнилые болота" и "Жизнь Шупова", и И. В. Федоров (псевдоним - Омулевский), в 1870 году опубликовавший знаменитый роман "Шаг за шагом", который уже своим названием отмежевывался от программы немедленного и решительного переустройства общества.
"Знамения времени", 1869), Н. Ф. Бажина ("История одного товарищества", 1869), К. М. Станюковича ("Без исхода", 1873) и др.
Следует признать, что "В водовороте" Писемского непосредственно примыкает к этой последней группе романов. Их сближает трагическая судьба важнейших персонажей романа - представителей молодого поколения - и безрадостная оценка перспектив того дела, которое интересует в названных романах "новых людей". Но дела эти разные. Герои романа Мордовцева приходят к выводу, что следует идти в народ, и вовсе не помышляют о революционных преобразованиях. Герои Бажина мечтают о создании кооперативных товариществ, якобы имеющих магическую силу социального переустройства. Героев романа Писемского угнетает другое, как это видно из красноречивого диалога между героиней романа Еленой Жиглинской и ее приятелем - писателем Миклаковым:
"- А этого демократического, революционного движения неужели нет в провинциях нисколько? - сказала Елена.
- Подите вы! - воскликнул Миклаков. - Революционные движения какие-то нашли!.. Бьются все, чтобы как-нибудь копейку зашибить, да буянят и болтают иногда вздор какой-то в пьяном виде.
- Странно!.. Я думала совсем другое!.. - произнесла Елена как бы в некотором раздумьи" (стр. 448).
избегает прямых высказываний о своих героях. Читатель, по мнению автора, должен сам разобраться в этих вопросах и дать на них ответы...
В романе противопоставлены друг другу два женских образа: Елены Жиглинской, убежденной нигилистки, дерзкой безбожницы, и княгини Елизаветы Григоровой, женщины добродетельной и глубоко религиозной. Все, что резко отрицает Елена, дорого или свято для княгини. Противопоставление это сделано так, что читатель, не имеющий оснований к немедленному предпочтению одной из этих борющихся сторон, почти на протяжении всего романа, по существу, колеблется: кому отдать свои симпатии? Княгиня Григорова наделена автором рядом несомненно привлекательных черт, и к тому же она является потерпевшей, жертвой.
На протяжении всего романа идет напряженная борьба между религией и атеизмом, моралью старой и новой.
Не случайно автор вводит образ Миклакова, содержащий некоторые автобиографические черты Миклаков, один из единомышленников Елены, становится горячим поклонником княгини Григоровой. Автор изображает Миклакова этакой "жертвой" журнальных редакций, от которых он "пострадал за правду". Он колко отзывается о редакторах и сотрудниках журналов. "Все эти насмешливые отзывы Миклакова, разумеется, передавались кому следует; а эти, кто следует, заставляли разных своих критиков уже печатно продергивать Миклакова, и таким образом не стало почти ни одного журнала, ни одной газеты, где бы не называли его то человеком отсталым, то чересчур новым, либеральным, дерзким, бездарным и, наконец, даже подкупленным. Прочитывая все это, Миклаков только поеживался, и посмеивался, и говорил, что ему все это как с гуся вода, и при этом обыкновенно почти всем спешил пояснить, что он спокойнейший и счастливейший человек в мире, так как с голоду умереть не может, ибо выслужил уже пенсию, женской измены не боится, потому что никогда и не верил женской верности, и, наконец, крайне доволен своим служебным занятием, в силу того, что оно все состоит из цифр, а цифры, по его словам, суть самые честные вещи в мире и никогда не лгут! Говоря таким образом, Миклаков в душе вряд ли то же самое чувствовал, потому что день ото дня становился как-то все больше худ и желт и почти каждый вечер напивался до одурения; видимо, что он сгорал на каком-то внутреннем и беспрестанно мучившем его огне!" (стр. 116-117).
Писемский в романе дает отрицательную оценку русскому самодержавию и всему возглавляемому царем бюрократическому аппарату Российской империи. В этом отношении роман Писемского довольно явственно сближается с сатирой и несколько предваряет мысли, которые позже нашли выражение в драматической сатире "Хищники" ("Подкопы"), запрещенной цензурой в 1872 году (см. т. IX).
"Современником", Писемский словами Елены Жиглинской дает в своем романе наивысшую оценку деятельности Чернышевского и Добролюбова (стр. 70).
С точки зрения композиции, роман "В водовороте" глубоко отличается от "Людей сороковых годов". В этом романе Писемский немало поработал над принципами композиционного единства и экономии. В романе нет "лишних" персонажей и "случайных" эпизодов. Роман "В водовороте" написан на уровне того композиционного совершенства, которого Писемский впервые достиг в своем миниатюрном романе "Старческий грех".
Именно эта высокая техника романического искусства и привлекла к произведению Писемского усиленное внимание Л. Н. Толстого, а у Н. С. Лескова вызвала предельный восторг: "Помимо мастерства, вы никогда не достигали такой силы в работе. Это все из матерой бронзы; этому всему века не будет!" (письмо к Писемскому от 6 апреля 1871 г.) ["Новь", 1895, No 9, стр. 289].
Газеты того времени отмечали: "Роман этот имеет несомненно успех и читается многими чуть не нарасхват" ["Русский мир", 1871, No 17]. Однако острое политическое содержание романа обусловило крайнюю разноголосицу в оценке критикой его литературных достоинств. Критик А. П. Чебышев-Дмитриев считал, что "новый роман г. Писемского не уступает нисколько лучшим его произведениям прежнего времени" ["Голос", 1871, No 209]. Через несколько лет, вновь возвращаясь к оценке романа, тот же критик писал: "Елена Жиглинская не манекен, а живой человек с плотью и кровью" ["Новое время", 1875, No 21]. Достоинства образа Елены вынужден был признать даже реакционный критик-катковец В. Г. Авсеенко, не скрывавший, однако, своей антипатии к нему ["Русский вестник", 1873, июль, стр. 403]. Либеральные "С. -Петербургские ведомости" при оценке романа Писемского забыли об элементарных приличиях и предоставили свои страницы для злобной брани В. П. Буренина, писавшего, между прочим: "Теперь, по окончании романа, я должен сказать, что более бесцельного и тупого беллетристического произведения в настоящем году я не знаю. Это просто сплетение сцен без лада и смысла, набор лиц и происшествий, не имеющих за собой никакой серьезной подкладки, никаких авторских намерений, кроме разве клубничных" ["С. -Петербургские ведомости", 1871, No 201].
Готовя отдельное издание романа, вышедшее в 1872 году в трех томах, Писемский внес в него некоторые изменения. Приводим наиболее существенные из них.
"женской измены не боится, потому что никогда и не верил женской верности" было: "женской измены не боится, потому что сам всегда первый изменяет".
Стр. 120. После слов "воскликнула негромко г-жа Петицкая" было: "Во всей этой сцене г-жа Петицкая видимо хотела представить из себя горькую, неутешную вдову, для которой память об ее покойном муже дороже всего".
Стр. 160-161. Вместо слов "Она еще и прежде того немного нравилась ему и казалась такой милой и такой чистенькой. В настоящие же минуты какое-то тайное предчувствие говорило ему, что он произведет довольно выгодное для себя впечатление на княгиню" было: "Она еще и прежде сего ему нравилась и казалась такой милой и такой чистенькой; прочитанное же им письмо ее к мужу окончательно утвердило его в этой мысли, и княгиня стала представляться Миклакову как бы совершенною противоположностью ему самому: она была так добра, а он зол; она так опрятна, а он вечно грязен; она блондинка, а он брюнет, - словом, она ангел, а он черт".
Стр. 212. Вместо слов "отвечала насмешливо акушерка" было; "отвечала акушерка; и когда Иллионский уехал, она прибавила про себя: "Ишь, старый черт этакой, говори за него, очень мне нужно!"
Стр. 227. Вместо слов "его спросил дьякон своим густым и осиплым басом" было: "к нему сейчас же обратился отец дьякон".