10. Выборы
В той же самой зале, где беспечная младость танцовала и веселилась, совершалось и серьезное дело жизни -- баллотировка. Если бы надобно было сказать, какая в ней преобладала партия, я не задумавшись бы сказал: губернаторская. Начальник губернии, обыкновенно очень просто и без всякой церемонии, призывал к себе несколько дворян повлиятельней и прямо им говорил: "Пожалуйста, господа, на такое-то место выберите такого-то!" И когда выбирали другого, он его не утверждал, а если нужно было предоставить на утверждение, так делал такого рода отметки: "неблагонадежен", "предан пьянству и картам"; но чаще всего и всего успешнее определял так: "читает иностранные журналы и прилагает их идеи к интересам дворянства", и выбранного, разумеется, отстраняли. В настоящую баллотировку, впрочем, все шло благополучно: по уездам она была кончена, и выбирались губернские власти. Около стола губернского предводителя толпилось дворянство в отставных военных, а еще более того в дворянских мундирах. Басардин, в своем белом кирасирском колете, в своих лосинах и ботфортах, сохраненных им еще от полковой службы, тоже стоял у окна. Лицо его не выражало ничего. Он уже баллотировался и в исправники, и в судьи, даже в заседатели; но никуда не попал. Надежда Павловна не помнила себя с горя и к тому же, ко всем ее радостям, получила письмо от сына, который начинал и оканчивал тем, что просил у нее денег.
" Как сын русского кавалериста, -- писал он: -- я считаю унизительным посвятить себя пехотной службе; а потому хочу выйти офицером в кавалерию. Прошу вас, маменька, прислать мне реверс, что вы обеспечиваете мне содержание".
-- Ну да, я тебе дам, пришлю тебе реверс, сын русского кавалериста! -- говорила бедная женщина, чуть не рвя на себе волосы.
Мужа своего она не могла видеть без нервного раздражения. Чтобы испытать последнее и почти безнадежное средство, она велела ему баллотироваться в депутаты в дорожную комиссию и сегодня, ради этого, еще до свету разбудила его и отправила. Петр Григорьевич в мундире и ботфортах с семи часов утра стоял уже в собрании. Когда он заявил о своем желании баллотироваться, губернский предводитель даже усмехнулся.
-- Везде и на все считаете себя способным, -- проговорил он.
-- Не оставьте! -- сказал как-то односложно Басардин и отошел на свое место.
При баллотировании его вышел такого рода случай, что большая часть, кладя ему шары, думали: "этому дуралею все, вероятно, положат налево, положит уж ему направо". Другие подсыпали ему белков по доброте душевной, имея привычку всем класть белые шары; третьи наконец вотировали за него, чтобы как-нибудь не выскочил на это место его конкурент, прощелыга Колоколов.
Губернский предводитель, сосчитав шары, звучным, но не лишенным удивления голосом произнес:
-- Г. Басардин выбран и все почти белыми.
При этом многие не могли удержаться и, разведя руками, проговорили друг другу: "Вот вам и баллотировка наша!"
Сам же Петр Григорьевич, все продолжавший стоять у окна, слегка только вспыхнул и, раскланявшись перед дворянством, объяснил:
-- Постараюсь заслужить...
-- Да, да, постарайся, Петруша! -- заметил ему Неплюев, сосед его по деревне и совершенно без церемонии с ним обращавшийся: -- прежде только пять дураков тебе клали направо, а теперь набралось их пятьдесят. Слава Богу, совершенствуемся!
Общий хохот распространился по зале; но Петр Григорьевич нисколько этим не обиделся и сам улыбался. Он, кажется, хорошенько и не понял, в чем тут соль-то заключалась, и затем спокойнейшим манером, достояв всю баллотировку, сошел с лестницы степенною, неторопливою походкой, сел в свои розвальни и прибыл домой.
-- Выбрали... в депутаты в комиссию, -- сказал он совершенно не взволнованным голосом.
-- Боже мой! -- вскрикнула Надежда Павловна и, истерически зарыдав, бросилась перед образом на колени. -- Благодарю Тебя, Царица Небесная! Благодарю, Иисусе Христе, что не дал несчастным, совершенно погибнуть!.. -- бормотала она, всплескивая руками, и потом обратилась к мужу: -- Да встань и ты: помолись, бесчувственный ты человек!
Петр Григорьевич повиновался. Став на одно колено и делая, по обыкновению своему, маленькие крестные знамения, он начал молиться.
Соня, слышавшая все это из соседней комнаты, тоже прибежала.
-- Мамаша! Папаша, вероятно, выбран! -- вскричала она.
Последние дни она еще как-то больше развилась и стала похожа на взрослую девицу.
-- Выбран, друг мой, выбран! -- отвечала Надежда Павловна, а у самой слезы так и текли по впалым щекам.
Мать и дочь бросились друг другу в объятья. Соня после того бросилась на шею отцу. Петра Григорьевича наконец пробрало, и у него навернулись слезы.
-- Ну, папаша, смотри же, служи хорошенько! -- говорила ему Соня.
-- А вот я наперед говорю, -- сказала Надежда Павловна: -- что если он и в этой должности что-нибудь набедокурит или проротозейничает, я разойдусь сним... Пускай живет где хочет и на что хочет.
-- Я буду служить, -- отвечал Петр Григорьевич.
-- Там вон, говорят, -- продолжала Надежда Павловна настоятельно: -- берут с каждого подрядчика по десяти процентов, и этих доходов упускать нечего: другие не попадаются же, и ты попадаться не должен.
-- Я буду не упускать, -- отвечал и на это пятидесятилетний ребенок и принялся стягивать с себя свой мундир.
-- Постой, папа, я тебе помогу, -- говорила Соня, очень уж довольная, что отец выбран, и что она останется в городе.
Затем последовала довольно умилительная сцена.
-- Людям дать водки!.. водки!.. -- говорила радостно-хлопотливо Надежда Павловна, и потом, когда в комнату пришла Дарья, она сказала ей:
-- Дура!.. Дарья!.. барина на службу выбрали!
-- Вот, матушка! -- отвечала та и почему-то поцеловала у Петра Григорьевича руку.
до девяти. Во все это время Надежда Павловна и Соня, чтобы не разбудить его, разговаривали между собой шепотом: такого почета от семьи он во всю жизнь свою еще не видал.