20. Капелька поэзии и море прозы
Последнее время у Сони гостила дочь их хозяина -- священника, Маша -- молоденькая, прехорошенькая собою девушка, преумненькая, но в то же время пресмешная: повеселиться, похохотать, а пожалуй, и поплакать была охотница. Сначала она робко ходила к Соне, а потом все чаще и чаще, и теперь выпросилась у Надежды Павловны шить Соне свадебное белье. Дела этого она была великая мастерица: точно по линейке, по размеру, ее маленькая ручка выводила мельчайшие строчки на белье. Сама Соня не умела иголки взять в руки.
Они уже с час сидели вдвоем. Соня, чем ближе подходила ее свадьба, тем становилась грустней и грустней. Маша между тем все что-то егозила на стуле.
-- Софья Петровна, можно свадебную песенку спеть? -- проговорила наконец она робко.
-- Спой, -- отвечала та.
Маша звонким, но в то же время мягким голосом запела: "Не на девичье гулянье
Собирается, снаряжается
Наша Сонюшка".
-- Ох, полно -- перестань, не надсажай ты меня, -- воскликнула вдруг Соня и залилась горькими слезами.
-- Чтой-то, барышня, вы все плачете? Хорошо ли это! -- утешала ее Маша, сама готовая расплакаться.
-- Тошно мне, Маша, тошно! -- говорила Соня, пересаживаясь к подруге и обнимая ее.
Маша была совсем счастлива.
-- Что же вам тошно-то? -- спросила она.
-- Замуж не хочется итти... -- Соня не кончила.
-- Али вам не люб жених-то?
-- Да... Я люблю другого! -- прибавила Соня уже шопотом и скрывая свое лицо на груди Маши.
-- Дело-то какое! -- произнесла та, качая головой: -- для-че ж вы, барышня, за того-то нейдете?
-- Молод он очень, да и мать у него скверная! -- произнесла Соня.
-- Поди ты! -- удивлялась Маша.
-- А тебе, Маша, нравится кто-нибудь? -- спросила Соня, уставляя на подругу свое пылающее лицо.
-- Нету еще, -- отвечала та наивно: -- вон к папеньке семинаристы ходят, да нехороши только: нескладные такие!
-- А что, Маша, как выйдешь замуж, другого любить грех?
-- О, что за важность, ничего! Вот в нашем званьи, так нельзя!
-- Отчего же у вас нельзя?
-- Ну, батюшку-то расстригут, как попадейка-то полюбит другого.
-- Стало-быть и нам нельзя! -- проговорила Соня печально.
Но дверь распахнулась, и вошел Виктор, тоже один из порядочных обломков, задерживающих их в человеке всякое искреннее чувство. Соня сейчас же поспешила обтереть слезы и сделала вид, будто бы смотрит на работу Маши. Та, в свою очередь, не смела глаз поднять: Виктор и ее, как Иродиаду, ловил в сенях. На этот раз, впрочем, он был очень серьезен и важен. Вслед за ним приехала Надежда Павловна. Виктор отнесся к ней как-то свысока.
-- Что Яков-то Назарыч так долго делает в Москве? -- спросил он ее вдруг.
Надежда Павловна посмотрела на него.
-- Известно что!
-- Он, говорят, там лечится?
Надежда Павловна еще с большим удивлением взглянула на сына.
-- Кто ж это тебе сказывал?
-- Водой, говорят, лечится; хорош жених! -- отвечал Виктор насмешливо.
При всем старании, он никак не мог скрыть ненависть к сестре, и, кажется, величайшим бы счастием его было ее несчастие.
Надежда Павловна сейчас же поняла, к чему он это говорил.
"Этакое ехидное животное!" -- сказала она мысленно себе и спросила его вслух суровым голосом:
-- Что, долго ты здесь пробудешь? Долго еще продолжится твой отпуск?
Виктор, заложив руки в карманы, отвечал с важностью:
-- Я здесь совсем остаюсь... поступлю к губернатору в адъютанты.
Надежда Павловна почти затрепетала от страха.
-- Разве тебя берут? -- спросила она.
-- Вероятно! -- отвечал Виктор.
Он, действительно, после первого же знакомства с Марьей Николаевной, начал беспрестанно ездить к ним в дом, ужасно как умел подделываться, взялся учить Колю гимнастике, и для этого были нарочно, по его рисунку, сделаны гимнастические орудия: лестница и козел.
Виктор был мастер производить все эти штуки и так увлекательно это делал, что, не говоря уже о Коле, который за ним лазил как сумасшедший, даже сама Марья Николаевна, несмотря на свою полноту, увлеклась и полезла было на лестницу. Виктор при этом слегка поддерживал ее и умел так это сделать, что Марья Николаевна несколько даже сконфузилась, и когда слезла с лестницы, то проговорила:
-- Какой вы шалун!
Начальнику губернии тоже нравилось это удовольствие. Часто, сидя у себя в кабинете и занимаясь подписыванием бумаг, он вдруг вставал, приходил в залу и начинал там прыгать на козла взад и вперед, а потом, как бы ничего этого не делав, возвращался к себе в комнату и снова начинал подписывать.
-- А что, в губернаторских адъютантах есть доходы или нет? -- спросил после неоторых минут размышления Виктор, обращаясь к матери.
-- Не знаю! -- отвечала Надежда Павловна. -- "На что другое, а на это видно есть толк, этакий мерзавец!" -- невольно подумала она.
В комнату вбежала Дарья.
-- Яков Назарыч приехали-с! -- объявила она, а вслед за ней входил и сам Яков Назарович.
-- Сейчас только въехал в город и сейчас, не выходя из повозки, к вам! -- проговорил он. В руках он держал огромнейший поднос, на котором грудами были навалены бриллиантовые и золотые вещи, разные фантастические корзинки и дорогие конфеты.