14. У Палкина уж, видно, не в Британии
Мелкий осенний петербургский дождик, как сквозь частое сито, сеял на тротуары Невского проспекта. В Старом Палкинском трактире начинали засвечать огни. У одного из столиков сидел молодой человек в скромном черном фраке. Перед ним стояли три накрытых прибора.
-- Что за чорт, еще нет до сих пор! -- говорил он, с нетерпением посматривая на часы; наконец в трактир вошел другой молодой человек.
-- Вы здесь, Варегин! -- проговорил он.
Вошедший был Бакланов. Он сильно постарел и похудел.
-- Долго вы! -- сказал ему приятель.
-- Задержали, -- отвечал Бакланов и сказал неправду. Он хотел совсем не прийти обедать, чувствуя к Варегину, составившему себе ученую карьеру и ехавшему теперь за границу, невыносимую зависть.
-- Ну что, скажите, нет ли кого-нибудь еще из наших здесь?.. Венявина, например? -- продолжал тот добродушно.
Приятели в тот день только поутру сошлись на Невском случайно.
-- Нет; Венявин служит в губернии, помощником правителя канцелярии губернатора, совершенно доволен своим местом: губернатора считает за идеал чести, а правителя канцелярии за идеал ума. -- отвечал Бакланов.
Варегин слегка усмехнулся.
-- Да, произнес он: -- у него сердце маленькое, но чистое золото, и он сумеет им позолотить всю жизнь свою.
-- А вы скоро едете за границу?
-- Дня через два, -- вон чистоганом из казны выдали! -- отвечал Варегин и звякнул перед глазами Бакланова червонцами.
Тот даже отвернулся, не потому, что это были деньги, а потому, что они были даны человеку за турды и способности.
-- Куда ж вы прежде поедете?
-- Сначала в Берлин; порасспрошу там, где, по моим предметам, профессора получше, и стану потом колесить по Германии.
Бакланову самому ужасно хотелось за границу, и он бы даже мог это сделать, но зачем? В чем ему и в каких науках было совершенствоваться? И он расспрашивал Варегина как бы затем, чтоб еще более себя намучить.
-- А на магистра вы когда будете держать?
-- Я уж выдержал, -- отвечал спокойно Варегин.
"И это говорит сын мещанина, -- думал Бакланов: -- начавший с пятнадцати лет учиться грамоте, а он, дворянин, обставленный всеми средствами к образованию, и что сделал?"
В это время к Варегину подошел лакей и спросил:
-- Прикажете подавать-с?
-- А... а он разве здесь?
-- Здесь и хотел прийти.
Бакланов сделал гримасу.
-- Что, вы все еще по-прежнему не любите его? -- продолжал с улыбкою Варегин.
-- Да, -- отвечал Александр.
-- Нет, он человек не дурной, -- продолжал Варегин, нахмуривая свой большой лоб: -- но, разумеется, как и вся их порода, на логические выводы мастер, а уж правды в основании не спрашивай... Мистификаторы по самой натуре своей: с пятнадцатого столетия этим занимаются.
-- Вы думаете? -- спросил Бакланов, играя брелоками часов.
-- Решительно! У них в крови сидит эта способность надувать самих себя и других разным вздором.
-- Идет! -- остановил его Бакланов.
Варегин повернул голову. В комнату, в самом деле, входил своею вкрадчивою походкой Проскриптский.
-- Здравствуйте! -- сказал он прежде всего Варегину. -- Здравствуйте-с! -- прибавил он потом и Бакланову, не смотря, впрочем, на него глазами.
-- Как вас дождем замочило! -- заметил ему тот.
-- Благодарю, я и не заметил, -- отвечал Проскриптский близорука ища стул и садясь на него.
-- Как же не заметили? Вас всего пробило, -- спросил, захохотав Варегин.
-- Я никогда не замечаю, что в воздухе: дождь или ясно, -- отвечал Проскриптский.
-- Даже и самого, я думаю, воздуха.
-- Как это-с? Что такое?
-- А так: хорош воздух или нет?.. разницу, например, между гордским воздухом и деревенским?
-- Да мне все равно-с, -- отвечал Проскриптский.
-- Все равно! -- повторил Варегин, переглянувшись с Баклановым.
-- Может быть, -- продолжал Проскриптский своим настойчивым тоном: -- человеку азот, которого больше в городах, нужнее, чем кислород.
-- Все может быть, -- отвечал Варегин.
-- Решительно все, и я так полагаю, -- сказал Проскриптский и, взяв газету, стал ее внимательно пробегать.
-- Какого же нам вина спросить? -- сказал Варегин.
-- Я никакого не пью, -- произнес тоеньким голоском Проскриптский.
-- А я мало! -- отвечал Бакланов.
-- Ну, так дай нам бутылку красного! -- сказал Варегин человеку. -- Так ли бывало в Британии? -- прибавил он полушутя.
-- О! Британия! -- произнес с восторгом Бакланов.
Проскриптский между тем как-то торопливо ел, не переставая читать. Обед прошел совершенно молча, только и всего, что Варегин обратясь к Бакланову, спросил его негромко:
-- А что вы намерены здесь делать?
-- Сам еще не знаю... Вы знаете, что я больше всего люблю искусства, -- отвечал тот не совсем решительно.
Варегин несколько минут размышлял.
-- Но все-таки надобно же взять что-нибудь определенное! -- проговорил он.
Проскриптский, все еще не перестававший читать, при этом улыбнулся. После обеда он тотчас же взял шляпу и стал прощаться.
-- Вы служите, что ли, здесь? -- спросил его Бакланов.
-- Да-с, служу-с. Мы от жизни немного требуем: отчего нам не служить!
-- Что ж, это все так и пойдет! -- заметил ему Бакланов.
-- Нет-с! Когда можно будет, так мы попробуем; только не того, что вы!
Проговоря это, он пожал руку у приятелей и вышел.
-- Вы не заметили, что он в пище вкуса не понимает, ест как ни попало и что ни попало! -- проговорил Бакланов.
Варегин ничего ему не отвечал и, как кажется, был занят собственными мыслями.
-- Все-таки это хоть какая-нибудь да сила, а не распущенность, -- проговорил он наконец, потупляя свои умные глаза.
Бакланов этот намек принял несколько на свой счет.
-- Прощайте, друг мой милый, -- сказал, целуясь с ним, Варегин. -- А так ли бы мы разошлись в Британии? -- повторил он еще раз.
Не так бы разошлись! -- повторяем и мы за ним.
Молодые люди еще только вступали в жизнь, а она уже, видимо, наложила на них свою лапку.