4. Платон Степанович
-- Это что еще? А? Что вы еще придумали? -- говорил инспектор студентов, в своем флотском мундире, застегнутом на все пуговицы, горячась перед стоявшими перед ним в довольно комических позах Бирхманом, Венявиным, Ковальским, двумя-тремя медиками и несколькими математиками. Впереди всех их, впрочем, стоял Бакланов.
-- Позвольте, Платон Степаныч! -- говорил он, прижимая руку к сердцу и все больше и больше выступая вперед.
-- А вот и нет!.. Не позволю! -- говорил ему тот, в свою очередь, тоже с раскрасневшимся лицом.
-- А как же это?
-- А так же!.. Ты скажешь мне два слова, а мне после тебя и говорить нечего будет.
-- Странно! -- проговорил Бакланов, пожимая плечами, и потом прибавил довольно громко вслух: -- Я не солдат, а вы еще не полковник, чтобы говорить мне ты.
-- Не полковник! -- произнес Платон Степанович, кидая на него свирепый взгляд.
Стрела была пущена прямо в цель: полковничий чин был для него до самой смерти какою-то неосуществимою мечтой.
-- Вы-то это что? Вы-то? -- накинулся он на Бирхмана. -- Правительством взяты, воспитаны, взлелеяны, и вот благодарность!.. Ведь солдат на всю жизнь!.. на всю жизнь! -- прибавил он, грозно потрясая рукой.
Он имел привычку -- мрачную картину всегда еще больше поразукрасить; но Бирхмана это нисколько, кажется, не пробрало.
-- Не знаю, что я против правительства сделал, -- проговорил он.
-- А, не знаете! -- прикрикнул Платон Степанович: -- а вейнхандлунг так знаете!
-- Вы сами-то пуще ее знаете! -- бухнул прямо Бирхман.
-- Я знаю... разумеется... -- произнес Платон Степанович каким-то странным голосом: улыбка, как он ни старался скрыть, проскользнула по его лицу.
Бакланов в это время опять уже на него наступал.
-- Если теперь, Платон Степаныч...
-- Ну-с! -- отвечал ему тот, совершенно позабыв, что сейчас только запрещал ему говорить.
-- Если теперь писатель, -- говорил Бакланов: -- из которых, например, Иван Андреич Крылов -- действительный статский советник, Иван Иванович Дмитриев -- тайный советник...
На слова "действительный" и "тайный советник" он нарочно поприударил.
-- Ну, ну-с! -- торопил его Платон Степанович.
-- И тех можно хвалить и порицать, -- продолжал Бакланов: -- а какую-нибудь танцовщицу, которая умеет только вертеть ногами, нельзя.
-- Да ведь императора тут нет! -- возразил Бакланов.
-- Он невидимо тут присутствует! -- порешил Платон Степанович и опять слегка улыбнулся. -- Вот соколик-то! -- продолжал он, указывая на Ковальского и, по возможности, стараясь сохранить строгий тон: -- по театрам ходит, а из греческого единицы получает.
-- Да я знаю-с, помилуйте, Платон Степаныч: спросите-с меня, -- отозвался тот.
-- Есть мне когда вас спрашивать! -- сказал серьезнейшим образом Платон Степанович и потом вдруг крикнул: -- Ермолов!
В дверях появился солдат.
-- Вот возьми этого господина, -- продолжал он, указывая на одного из медиков: -- сведи его в цырульню и остриги его на мой счет. Вот тебе и четвертак! -- прибавил он и в самом деле подал солдату четвертак.
-- Да как же это-с? -- возразил было студент.
-- Не прощу! Не прощу! -- закричал Платон Степанович, хватая себя за голову и махая руками.
Студент, делать нечего, пошел.
Волосы студенческие были одним из мучительнейших предметов для благородного Платона Степановича: насколько он, по требованию начальства, желал, чтобы они были острижены, настолько студенты не желали их стричь.
-- Ну, что мне с вами делать?.. что? -- говорил он оставшимся перед ним студентам, как бы в самом деле недоумевая, что ему делать.
-- Вы кто такой? -- обратился он, тотчас же вслед за тем, к одному черноватому математику.
-- Я русин, ваше высокородие, -- отвечал тот певучим голосом.
Платону Степановичу ответ такой понравился.
-- На чужой стороне, сударь, надобно скромно себя вести! -- сказал он ему и снова возвратился к прежней своей мысли.
-- Что мне с вами делать! Вы ступайте в карцер на день, на два, на три! -- объявил он Бакланову.
-- Свои убеждения! -- повторял ему вслед Платон Степанович. -- А вы ступайте по домам! -- объявил он прочим студентам. -- Вам еще хуже будет! Еще!.. Еще!.. -- повторял он неоднократно.
Что под этим: "еще хуже будет!" он всегда разумел, для всех обыкновенно оставалось тайной.
-- Графу, я полагаю, доложить надо-с, -- подошел к нему и сказал сладким голосом суб-инспектор.
-- Знаю-с! -- отвечал Платон Степанович с досадой и, выйдя на крыльцо, сейчас сел на своего неказистого коня и поехал.
"Свои убеждения, -- рассуждал он дорогой почти вслух: -- и я бы их имел, да вон тут господин живет!" -- и он указал на генерал-губернаторский дом: -- "тут другой", -- прибавил он и ткнул по воздуху пальцем в ту сторону, где была квартира генерала Перфильева.
Здесь мы не можем пройти молчаньем: мир праху твоему, добрый человек! Ты любил и понимал юность! Ты был только ее добродушным распекателем, а не губителем!