13. Завеса несколько приподнимается
Чем далее происходил суд, тем более Бакланов начинал видеть, что тут что-то такое да не так, и что заседавшие с ним судьи судили не совсем беспристрастно.
По совершенной еще невыработке житейского характера, он беспрестанно обдумывал, как ему себя вести и с кем бы наконец посоветоваться. Виденный им у откупщика пьющий вице-губернатор показался ему, в этом случае, всех удобнее: по крайней мере, когда за обедом все пели, он один не пел и даже как будто бы стыдился этого!
Бакланов поехал к нему.
В темной и грязной передней он увидал, что на прилавке дремал лакей. Он должен был разбудить его.
-- Барин не так здоровы, -- проговорил было тот сначала; но потом, порассудив, прибавил: -- да вы из больших чиновников, аль из маленьких?
-- Нет, не из больших, -- отвечал Бакланов.
-- Ну, так пожалуйте-с, -- сказал лакей.
Бакланов вошел.
Вице-губернатор, в халате, грудь нараспашку, сидел перед закуской и имел как-то странные сжатые губы.
-- А, прошу покорнейше! -- произнес он, узнав, видно, Бакланова и не привставая, впрочем, сам с места. Рукой он указал ему на стул.
Бакланов сел.
-- Я к вам, Николай Григорьич, с просьбой, -- начал он сейчас же.
-- А! -- произнес вице-губернатор и вслед затем длинною струей выпустил из рта воздух, как человек, которому дышать трудно.
-- Я командирован в военно-судную комиссию над дворовыми людьми по убийству Коклевского.
-- А! -- повторил еще раз вице-губернатор и затем, как бы исполнившись какого-то грустного воспоминания, порастянул глаза, выпил молча рюмку водки и стал лениво закусывать колбасой: более нормальным образом желудок его не принимал уже пищи.
-- Тут чорт знает что такое, -- продолжал Бакланов. -- Они показывают, что их научил какой-то господин, но кто он -- не сказывают, тогда как он-то и есть главный преступник.
-- Раз, вечером, -- заговорил вдруг вице-губернатор: -- приводят ко мне человека... мертво-пьяного.
"Хорош и ты-то теперь", -- подумал Бакланов.
-- Человек этот был бухгалтер откупа. Он-с, -- продолжал вице-губернатор, снова потупляя голову: -- с слободскими девками прогулял пять тысяч целковых... ну и кончено? так ли?
Бакланов не знал, что отвечать ему на это.
-- Не, не кончено!.. -- отвечал сам себе вице-губернатор: -- человек этот умирает одночасно в остроге и документы свои передает жандармскому офицеру... ну, и прах их возьми, так ли? Нет, 14-го сентября г. офицер убит своими дворовыми людьми.
У Бакланова начинал делаться в голове совершенно какой-то туман.
-- Какие же это документы? -- спросил он.
Вице-губернатор развел руками.
-- Есть книга живота-с, -- почти запел он: -- еже пишется в ней вся: куму -- рубль, куме -- два; а мы имя свое бережем! -- заключил он и затем обратил почти величественное свое лицо к Бакланову: -- и то бы ничего-с! -- заговорил он несколько даже трагическим голосом: -- но красными чернилами тут написан итог наших канальских барышей.
-- Барышей?
-- Д-д-а-с! А мы имя свое бережем!.. Они -- деньги, а мы имя! -- повторил он.
-- Но, ради Бога, скажите мне откровеннее, -- умолял его Бакланов.
И как бы в доказательство того он закрыл глаза.
Бакланов пробовал было еще рз его расспрашивать, но вице-губернатор только как-то бессмысленно смотрел на него и отвечал ему одним молчаливым киванием головы: в утро это он пил уже сороковую рюмку, а потому невольно лишался на некоторое время молви.
Видя, что от него ничего более не добьешся, Бакланов встал.
-- До приятного свидания, друг мой... -- едва выговорил вице-губернатор.
-- Что такое у вас с барином? -- спросил он человека.
-- В загуле, ваше благородие, сильном.
-- Что ж, в это время он не то уж и говорит?