17. Не всегда то найдешь, за чем пойдешь!
Дом Собакеевых стоял на одной из лучших улиц. Это решительно было какое-то палаццо, отчасти даже и выстроенное в итальянском вкусе.
Бакланов, ехав, всю дорогу обдумывал, как он будет расставлять сети панне Казимире. Но есть дома, в которых, точно в храмах, все дышит благоприличием и целомудрием: введенный в мраморную, с готическими хорами, залу, Бакланов даже устыдился своих прежних намерений.
-- Г-жа Ковальская сейчас выйдет; а пока не угодно ли вам к Анне Михайловне, -- сказал ему вежливо благообразный лакей.
-- К г-же Собакеевой? -- спросил Бакланов.
-- Точно так.
-- Прошу вас.
-- Пожалуйте!
И человек, идя негромко вперед, повел его на правую половину дома.
В совсем барской гостиной, с коврами, с лампами, с масляными картинами в золотых рамах, Бакланов увидел пожилую даму, просто, но изящно одетую, в кружевном чепце и в очках. Лицо ее напомнило ему добродушные физиономии ван-диковских женских портретов.
-- Казимира сейчас выйдет. Присядьте, пожалуйста! -- сказала ему старушка, показывая на кресло возле себя.
Она что-то такое, необыкновенно тонкое, шила. На столе, впрочем, около нее лежала книга, на корешке которой было написано: "Сказание Тирона, инока святогорского".
-- Вы недавно ведь здесь? -- продолжала старушка.
-- Да, недавно-с.
-- И успели уж с некоторыми господами поссориться?
-- Да, -- отвечал Бакланов с самодовольною усмешкой.
-- И прекрасно!.. Значит, вы честный человек!
Старушка понюхала табаку и принялась снова за свое шитье.
-- Тут Бог знает что происходит! -- продолжал Бакланов.
Старушка махнула рукой.
-- Я женщина, а поверите ли, кровью сердце обливается, слушая, что они творят...
Собакеевы, довольно богаое и самое аристократическое семейство в городе, были в открытой неприязни с начальником края и со всем его кружком.
В губерниях, по степени приближенности к начальству, почти безошибочно можно судить о степени честности местных обывателей. Чем ближе они к этому светилу, тем более, значит, в них пятнышек, которые следует замазать.
К неудовольствию Собакеевой на начальника края отчасти, может быть, примешивалось и оскорбленное самолюбие. Вступая в управление краем, он третировал ее, решительно, как и других дам.
В комнату в это время вошла молодая девушка в белом платье и белокурая.
Бакланов невольно привстал на своем месте.
Если Софи Леневу можно было назвать южною красавицей, то эта была красавица севера.
-- Maman, как я тут навязала? -- сказала она, показывая старушке вязанье.
-- Опять спутала! -- отвечала та, подвигая на носу очки ближе к глазам.
-- Monsieur Бакланов! Дочь моя! -- познакомила она молодых людей, а сама принялась рассматривать и поправлять работу.
Бакланов поклонился, и mademoiselle Собакеева тоже ему поклонилась, и при этом нисколько не сконфузилась и не пожеманничала.
Бакланов почти с восторгом смотрел на молодую девушку. Ее довольно широкое лицо было исполнено какой-то необыкновенной чистоты. Несколько обнаженные руки, грудь и шея были до такой степени белы и нежны, что как будто бы она черненького хлебца никогда и не кушала, а выросла на одних папошниках. Стан у нее был стройный, но не воздушный. Соня Ленева, по природе своей, отчасти принадлежала к лезгинско-татарскому происхождению. Прабабка ее, жена Маркаша Рылова, была дочь князя Мирзы-Термаламы, а Сабакеева, напротив того, была чистейшая дочь полян, славянка; даже в наружности ее было что-то нпоминающее красивых купеческих дочерей; только все это разумется, было смягчено и облагорожено воспитанием.
-- Ну, вот на, поправила, -- сказала мать, подавая ей работу.
-- Хорошо-с, -- отвечала молодая девушка и не ушла, а тут села.
Бакланову ужасно хотелось с ней заговорить.
-- Вы много выезжаете? -- спросил он ее.
-- Да! -- отвечала девушка спокойно.
-- Она больше дома у себя танцует; у нас обыкновенно собираются... -- объяснила за нее старушка.
"Нет, это не светская госпожа!" -- подумал Бакланов.
-- А читать вы любите? -- спросил он самое девушку.
-- Читаю! -- сказала она и на это спокойно.
-- Охотница! -- подхватила мать.
"Но все-таки не синий чулок! -- подумал Бакланов. -- Но что же она такое?" -- задавал он себе вопрос.
-- Я сюда на юг приехал первый раз... Это синее небо, этот воздух, как бы молоком пропитанный, все это чудо что такое... -- проговорил он, желая попробовать молодую девушку насчет поэзии.
Она выслушала его внимательно, но без особенно искреннего, а тем более поддельного увлечения.
-- Да, здесь хорошо, -- подтвердила она.
"И то -- не то!.." -- подумал Александр.
Панна Казимира наконец показалась.
-- А вот сейчас, сначала с mademoiselle Евпраксией расцелуюсь, -- сказала Казимира и, совершенно по-дружески поцеловавшись с молодою девушкой, почтительно поцеловала руки у старушки.
Она с утра еще не выходила из своей комнаты, а потом, услышав о приезде Бакланова, делала свой туалет и, по-видимому, употребляла все старания, чтоб одеться к лицу, и даже немного побелилась и подрумянилась.
Бакланову, с ее появлением, сделалось неловко. Она подала ему руку, несколько сконфузившись и слегка улыбаясь.
-- Вы скоро же посетили меня! -- сказала она, садясь около него.
-- Я поспешил воспользоваться вашим позволением, -- отвечал Бакланов.
-- Merci! -- сказала Казимира и еще раз пожала у Бакланова руку.
-- Вы старые знакомые? -- спросила их старушка.
-- Я помню еще monsieur Бакланова, когда он пришел к нам в первый раз... Мамаша ему, или он ей скажет слово и покраснеет! -- сказала Казимира.
-- А я помню, -- отвечал ей в тон Бакланов: -- что панна Казимира не вышла и обедать.
-- О, я имела на то свои причины! -- сказала Казимира, вскидывая на него нежный взгляд.
Вообще она с заметною сентиментальностью старалась говорить с Баклановым.
-- А вы помните гостиный двор, как мы раз шли с вами? -- сказала она.
-- Да, -- отвечал ей Бакланов, уже потупляясь.
-- А тот вечер, когда я вдруг ушла от вас?
-- Вы всегда так уходите, вы и вчера так ушли.
-- Я и всегда так буду уходить, -- отвечала Казимира, хоть глаза ее и говорили не то.
-- Ваше дело! -- отвечал Бакланов и пожал плечами.
Впрочем, во все это время он невольно взглядывал на modemoiselle Сабакееву, которая, кажется, и не слыхала ничего, а, уставив свои голубые глаза на работу, внимательно считала.
Бакланов наконец взялся за шляпу.
Старуха в это время опять стала показывать дочери, как вязать.
-- Погодите, я скажу им, чтоб они пригласили вас на вечера; тут мы и можем видаться!.. -- сказала ему торопливо и шопотом Казимира; а потом, встав и подойдя к старушке, наклонилась к ней и что-то ей шепнула на ухо.
-- Да, разумеется, -- отвечала та и обратилась к Бакланову. -- Вы, пожалуйста, приезжайте к нам по пятницам вечером; у нас танцуют.
-- Почту за величайшее удовольствие, -- отвечал Бакланов и, раскланиваясь, нарочно приостановил подолее свой взгляд на mademoiselle Сабакеевой.
-- Прощайте! -- сказала ему та совершенно просто.
с Казимирой с глазу на глаз.
Его теперь исключительно беспокоил вопрос:
"Что такое за существо mademoiselle Евпраксия?"