13. Сетование израильтян
В тот же день вечером, в клубе, Эммануил Захарович и Иосиф Яковлевич преспокойно сидели и играли в карты; своим равнодушным видом они старались показать, что наделавшая в городе столько шума статейка нисколько до них не относится, но не так на это дело смотрел Никтополионов.
Узнав о своем удалении, он, как разъяренный тигр, приехал в клуб.
-- Эй, вы, язи-вази, это что такое? -- подлетел он прямо к Эммануилу Захаровичу.
Тот протянул на него длинный и несколько робкий взгляд.
-- Там на вас чорт знает кто что пишет, а вы на меня, -- продолжал Никтополионов.
-- Сто мы на вас? -- сказал Эммануил Захарович, в самом деле ничего не знавший.
-- Да кто же? Меня вон из службы вытурили, -- отвечал с пеной у рта Никтополионов. -- Они там убийства делают, людей режут, -- продолжал он без всякой церемонии, обращаясь ко всей компании, собравшейся в довольно значительном количестве около них: -- а я стану писать на них.
-- Сто зе это такое вы говорите? -- произнес, бледнея, Эммануил Захарович.
-- Писать!.. -- повторял ничего уже не слышавший Никтополионов. -- Да ежели бы что вы мне сделали, так я прямо палкой отдую.
-- Вы не мозете меня дуть! -- вспетушился наконец Эммануил Захарович.
-- Нет, могу! -- возразил ему Никтополионов: -- я еще прапорщиком вашему брату рожу ляписом смазывал... Стану я тут на них писать!
-- При меня ницего зе не написано, -- сказал Эммануил Захарович.
-- Нет, написано, врешь! Только не я писал... Я писать не стану, а доказывать теперь буду.
-- И доказывайте! позалуста, позалуста! -- отвечал ему гордо и злобно Эммануил Захарович.
-- И докажу, погань вы проклятая! -- заключил вслух Никтополионов и уехал куда-то в другое место браниться, вряд ли не к самому начальнику края.
Эммануил Захарович, весь красный, но старающийся владеть собою, стал продолжать играть. Иосиф Яковлевич тоже играл, хоть и был бледен.
Кончив пульку, они, как бы по команде, подошли друг к другу.
-- Ну, поедемте зе! -- сказал один из них.
-- Ja! -- отвечал другой.
В карете они несколько времени молчали.
-- Вы слысали, сто он сказал? -- начал Эммануил Захарович.
-- О, зе ницего-то, ницего! -- отвечал Иосиф.
-- Кто зе писал-то? -- спросил Эммануил Захарович.
-- Гм! -- отозвался Эммануил Захарович.
-- Теперь зе я знать буду, к какому целовеку тот ходит. Тому целовеку он, знацит, говорил, и тот писал!
-- Гм! -- промычал Эммануил Захарович.
Далее они ничего не говорили, и только, когда подъехали к крыльцу, Эммануил Захарович признес: