15. Бедное существо
У Софи происходила сцена: к ней вдруг приехал Эммануил Захарович, в одно и то же время красный и зеленый.
-- Я зе делал для вас все, а на меня зе писут! -- закричал он на Софи.
-- Что вы? -- возразила ему та.
-- Писут, сто я целовека убил.
-- Кто на вас пишет? -- спросила Софи.
-- Вас зе брат писет... Я в острог его сазать буду.
В припадке гнева, Эммануил Захарович и не заметил, что Басардин был у сестры и сидел в соседней комнате. При последних словах его, Виктор вышел.
-- Поди, он кричит на меня за тебя, -- сказала ему Софи.
-- Как вы смеете кричать на сестру мою? -- придрался Виктор к первому же слову.
-- Я не крицу. Вы зацем писете на меня? -- отвечал Эммануил Захарович, попячиваясь.
-- Я вас спрашиваю, как вы смеете кричать на сестру мою? -- говорил Виктор, хватая Эммануила Захаровича за галстук. -- Сейчас тысячу целковых давайте, а не то в окно вышвырну! -- кричал он и в самом деле потянул Эммануила Захаровича к окну.
-- Сто зе вы делаете! -- кричал тот, отпихиваясь от него своими огромными но трусливыми руками.
-- Боже мой! что вы? Звонят! Перестаньте!.. -- говорила перепугавшаяся Софи.
Звонил Бакланов, который недавно лишь стал выезжать и приехал к первой Софи.
-- Как вы похудели, кузен! -- воскликнула та, сколько могла овладев собою и радушно встречая его в дверях.
-- Что делать! Болен был.
-- Но отчего же?
-- Впечатление прошедшего меня так потрясло... -- отвечал с улыбкой Бакланов.
-- Какого же это прошедшего? -- спросила Софи, как бы не поняв. -- Брат мой Виктор, -- поспешно прибавила она потом, желая показать, что не одна была с Эммануилом Захаровичем, усевшимся уже в темном углу.
Виктор мрачно поклонился Бакланову. Ему всего досаднее было, что в такую славную минуту ему помешали.
"Его бы немножко только, -- думал он: -- в окно-то повысунул, он непременно бы тысячу целковых дал".
-- Это кузен наш, Бакланов, -- пояснила ему Софи.
-- Ну, все равно, это еще лучше; вы меня, значит, должны слушаться.
-- Во всем, в чем вам угодно и что прикажете! -- отвечал Бакланов, вежливо склоняя перед ней голову.
Эммануил Захарович при этом пошевелился своим неуклюжим телом. Его, кажется, обеспокоила новая мысль, что, пожалуй, и этот братец за шиворот его тряхнет.
-- Вы ведь здесь служите? -- спросил Бакланов Басардина.
-- Да, как же, по откупу-с, -- отвечал тот с насмешливою гримасой. -- Хочу, впрочем, бросить, кинуть, -- прибавил он.
Бакланов придал своему лицу вопросительное выражение.
-- В наше время стыдно уж... Тут такие гадости и мерзости происходят... -- объяснил Виктор.
Бакланов при этом невольно взглянул на Эммануила Захаровича; но лица того было не видать, потому что он сидел, совершенно наклонив голову.
Софи тоже сконфузилась; но Виктор не унимался.
-- Можете себе представить, -- говорил он: -- у нас ни один целовальник не получает жалованья, а, напротив, еще откупу платит. Откуда они берут, повзвольте вас спросить?
-- Скажите! -- произнес Бакланов тоном удивления (его начинало уж все это забавлять). -- Говорят, они и прибавляют чего-то в вино.
-- Чорт знает чего! Всего: и перцу, и навозу, и жидовских клопов своих!
Этого Эммануил Захарович не в состоянии был выдержать и вышел.
-- Как это можно! -- сказала Софи брату.
-- Однако он премилый! -- заметил ей Бакланов, указывая головой на уходящего Эммануила Захаровича.
-- Ужасно! -- отвечала она: -- я видеть его почти не могу.
Вслед затем Софи однако вызвали в задние комнаты. Там разъяренным барсуком ходил Эммануил Захарович.
-- Я зе для вас ницего не залел, а надо мной, знацит, только смеютца, -- начал он.
-- О, полноте, пожалуйста, отвяжитесь! -- отвечала ему Софи.
-- Езели теперица старого братца и этого нового, знацит, не прогоните, я денег давать больсе не буду...
-- Ах, сделайте одолжение, пожалуйста; я только о том и молила Бога! -- воскликнула Софи.
-- Я зе не дурак!
-- А когда не дурак, так и отправляйтесь -- нечего вам здесь оставаться! -- проговорила Софи и вышла; но в спальне у себя она встретилась с Виктором.
-- Пишите, что хотите! Что хотите! -- отвечала с отчаянной досадой Софи, зажимая себе уши.
-- Я все опишу, как он с мужем твоим поступал и как тебя потом опутал... Я не пощажу и тебя -- мне, матушка, все равно!
-- Виктор! -- воскликнула Софи: -- я просила тебя всегда об одном... оставь меня в покое. Брани меня, где хочешь и как хочешь, пренебрегай мною совершенно, но не ходи только ко мне.
-- Ишь, как же, да! Ловка очень!.. Нет, шалишь! -- отвечал он ей своим незабытым кадетским тоном. -- Продалась жиду, дура этакая, да и в руки взять его не умеет.
-- О, Господи! -- стонала Софи, ломая руки.
-- Я все напишу! Нынче не старые времена, -- говорил Виктор, уходя.
Софи едва совладела собой и вышла к Бакланову.
-- Что такое с вами? -- спросил тот, сейчас же заметив ее встревоженное лицо.
-- Ах, кузен, я отовсюду окружена врагами! -- произнесла она, садясь около него.
-- Э, полноте; неужели же и я ваш враг? -- успокаивал ее Бакланов.
-- Вы-то больше всех мой враг, -- сказала Софи, покачав головою: -- не была бы я такая, если б ты не поступил со мною так жестоко.
-- Да, -- произнес протяжно Бакланов: -- но я имел на то большое право.
-- Никакого! Никакого! -- воскликнула Софи. -- Я была чиста, как ангел, пред тобой!
-- Ну!.. -- произнес многозначительно Бакланов.
-- Как хочешь, верь или не верь! -- отвечала Софи, пожимая плечами. -- Но, во всяком случае, я теперь просила бы тебя, по крайней мере, сохранить дружбу твою ко мне, -- прибавила она, протягивая к нему руку.
-- Но я-то дружбой не удовлетворюсь, -- отвечал Бакланов, целуя ее руку.
-- И грудью и рукой моей! -- отвечал Бакланов: -- но только опять повторяю: дружбой я не удовлетворюсь.
Софи посмотрела на него.
-- Знаешь, мне ужасно неприятно и тяжело это слышать: неужели же я так уж низко пала, что меня никто хоть сколько-нибудь благородно и любить не захочет!
-- О, Бог с вами, что вы, кузина! -- перебил ее Бакланов.
"э, она такая, что от нее сейчас всего требовать можно... это не то, что наши жены, сестры... она женщина падшая!" -- все это я, друг мой, очень хорошо знаю.
-- О, Бога ради, кузина!.. -- повторил Бакланов еще раз и во весь остальной вечер был глубоко почтителен к ней.
-- Пожалуйста! -- повторила ему Софи свое обычное слово.
"Она чудная женщина! Чудная!" -- повторял он мысленно всю дорогу.