18. Обличитель чужих нравов в своих домашних, непосредственных движениях
На столе горела сальная свечка; в комнате было почти не топлено.
Виктор Басардин сидел и писал новый извет на Эммануила Захаровича.
Он описывал историю сестры и только относился к ней в несколько нежном тоне: он описывал эту бедную овечку, которая, под влиянием нужды, пала пред злодеем, который теперь не дает ей ни копейки...
"Во имя всех святых прав человечества, -- рисовало его расходившееся перо: -- я требую у общества, чтоб оно этого человека, так низко низведшего и оскорбившего женщину, забросало, по иудейскому закону, каменьями, а кстати он и сам еврей и живет в К..., на Котловской улице".
Последнее было прибавлено в виде легонького намека на действительный случай.
Единственная свидетельница его писательских трудов, Иродиада, все это время лежала у него преважно на диване и курила папироску.
Виктор, дописав свое творение, потянул исподлобья на нее взор и несколько поморщился. Ему не нравилась ее чересчур уж свободная поза.
-- Иродиада, поди, сними с меня сапоги: ноги что-то жмет! -- сказал он, желая напомнить ей, кто она такая.
-- Очень весело! -- говорила она.
-- Тащи сильней! -- сказал ей Виктор.
Иродиада стащила сапог и бросила его с пренебрежением на пол.
-- Тащи сильней! -- сказал ей Виктор.
-- Подите! Силы у меня нет, -- отвечала Иродиада.
-- Говорят тебе, тащи! Хуже, заставлю, -- продолжал Виктор, уже бледнея.
-- Как же вы меня заставите? Руки еще коротки.
-- А вот и заставлю! -- проговорил Виктор и, не долго думая, схватил Иродиаду за шею и пригнул ее к ноге.
-- Тащи! -- повторил он.
-- Караул! -- крикнула было Иродиада.
-- Не кричи, а то бить еще буду! -- проговорил он и в самом деле другою рукой достал со стола хлыст.
Иродиада лежала у ног его молча, но сапога не снимала. Так прошло с четверть часа.
Виктор ее не пускал.
-- Ну, давайте, уж сниму! -- сказала наконец она и сняла.
Виктор ее сейчас же отпустил. Иродиада опрометью бросилась бежать от него.
-- Чорт!.. дьявол!.. леший!.. тьфу!.. -- проговорила она в передней.
Виктор только посмотрел ей вслед, потом, взял шляпу, надел шинель и пошел к сестре. Главная, впрочем, причина его неудовольствия на Иродиаду заключалась в том, что он просил у нее перед тем взаймы денег, а она разбожилась, что у нее нет ни копейки, тогда как он очень хорошо знал, что у ней есть больше тысячи, которые она накопила, когда была любовницей Иосифа.
-- Ты Иродиаду прогони! -- начал он прямо, придя к сестре.
-- Она чорт знает, что про тебя всем рассказывает! -- продолжал он.
Виктор хотел придать вид, что он в этом случае оскорбился он за сестру.
Софи сконфузилась и взглянула на брата не совсем спокойными глазами.
-- Что же она может про меня рассказывать? -- спросила она.
-- Во-первых, как ты хотела за Бакланова выйти замуж и как тот тебя прибил, -- говорил Виктор.
-- О, вздор! -- воскликнула Софи.
Ее красивые ноздри начинали уже раздуваться.
-- Рассказывала еще...
-- Перестань, Виктор! -- прикрикнула на него Софи.
Иродиада, во время нежно-любовных сцен, в самом деле, многое ему порассказала.
-- Я ей откажу, -- проговорила Софи прерывающимся от досады голосом.
-- Нет, ее прежде надобно обыскать... Она, я думаю, у тебя денег наворовала... я сначала ее обыщу да деньги у нее отберу!.. -- бил Виктор прямее в цель.
-- Нет, пожалуйста! Я только прогоню ее и больше никаких с ней объяснений не желаю иметь, -- сказала Софи.
Она боялась, что Иродиада еще больше наплетет на нее.
Виктор, по своему обыкновению рассердился и на сестру.
-- Обе вы, видно, Даха Парахи не лучше! -- проговорил он и стал прощаться.
Софи сделала вид, будто этих последних слов не слыхала.
-- Иродиада! -- крикнула она после его ухода.
Та вошла к ней с довольно покойным видом.
-- Ты беспрестанно куда-то уходишь; я вижу, что тебе служба у меня неприятна, а потому можешь искать себе другого места, -- сказала ей Софи.
Иродиада, слышавшая, что Виктор был у сестры, почти ожидала этого.
-- Что ж, мне не на улицу же сейчас итти и выбросить себя! -- сказала она дерзко.
-- Ты можешь еще жить у меня; только я услуги твоей больше не желаю.
Иродиада на это усмехнулась.
-- Не раскайтесь! -- пробормотала она себе под нос.
-- Что такое? -- спросила ее Софи.