11. Староста старый и новый сельский староста
На другой день в комнаты явилась опять одна только Прасковья и, как следует доброй, хорошей крепостной девушке, несколько принарядились по случаю радостного приезда господ.
-- Что ж мы будем сегодня есть?.. Ты пошли мне повара.
-- Нет его, пса этого. Косить ушел, верст за пятнадцать. Позвольте, я уж состряпаю что-нибудь.
-- Сделай милость!.. На вот тебе денег... купи там курицу, говядины, что ли.
-- Слушаю-с. У своих-то не укупишь, в Парфеново сбегаю, куплю.
-- Но скажи, пожалуйста, отчего же меня все так чуждаются?
-- Ну, матушка, народец ведь у вас... сами, я думаю, изволите знать!
Весь это разговор происходил, когда Прасковья одевала Софи.
Та, придя пить чай, рассказывала все это Бакланову.
-- Вот я вам этого старосту вызову, -- сказал он и вышел на крыльцо.
-- Эй ты, любезный, -- крикнул он проходившему по двору молодому дворовому малому, который, при виде его, сейчас же насупился и нахмурился: -- пошли ко мне старосту сейчас же!
Парень, больше по привычке повиновался барскому голосу, повернулся и прошел в старостину избу.
Бакланов продолжал стоять на крыльце.
Парень вышел из избы.
-- Говорил-с... -- объяснил было он коротко и хотел уйти ободворком.
-- Да ты не "говорил", а чтобы сейчас он здесь был!.. Зуба ни одного у канальи не оставлю... -- заревел Бакланов.
Парень вернулся в избу.
Староста, мозглый и худенький старикашка, наконец показался и подошел к Бакланову.
-- Ты староста? -- спросил тот.
-- Я, сударь, я, -- отвечал тот, как-то плутовато тряся головой и точно пряча свои глаза.
-- Пойдем к барыне, к госпоже твоей! -- проговорил Бакланов.
Староста пошел вслед за ним в горницы.
-- Вот он-с! -- проговорил Бакланов, показывая на него Софи.
-- Отчего вы не хотите ко мне явиться? -- сказала она.
-- Нам нельзя того! Извините нас, сударыня, на том! -- сказал староста, по-прежнему потупляя глаза.
-- Отчего нельзя?
-- Воля уж, значит, теперь: какое явленье! Под неволею тоже опять-то голову сунешь, так и не выцарапаешь!
-- Но воля сама по себе, а мое право на вас само по себе, -- говорила Софи.
Староста при этом даже усмехнулся.
-- Нету, матушка, прав этаких ныне! -- проговорил он.
-- Да ты известен или нет о духовном завещании? -- воскликнул ему Бакланов.
-- Да что, батюшка, конечно, что покойница тогда грех только изволила лишний на душу взять, писавши это самое; а что умереть изволила, значит, мы вольные; порядки-то нынче известны-с! -- отвечал староста, не ворочая к нему головы.
-- Что ж вы и работать на меня не будете? -- спросила Софи.
-- Никак нет-с!
-- И оброков платить мне не будете?
-- Нет-с!
-- Так я вас заставлю! Ах вы, мерзавцы, бунтовщики! -- вскричала Софи, вся побледнев.
Госпожа в ней наконец проснулась. Она готова была своими хорошенькими ручками вцепиться старосте в волосы.
-- Сейчас чтоб у меня прощения просили, сейчас! -- продолжала она, стуча ножкой.
-- Мир-то меня, сударыня, может теперь поедом съесть, что я и в дом-то вас допустил! -- возражал ей староста.
-- Меня в дом? -- воскликнула Софи, ударяя себе в грудь.
-- Да как же, помилуйте, дом общественный!
При этом Софи и Бакланов переглянулись между собой.
-- Calmez-vous! -- сказал он, беря Софи за руку. -- Кто здесь посредник? -- обратился он к старосте.
-- Не могим знать-с, -- отвечал тот.
-- Как не знаешь? -- спросил Бакланов, задыхаясь от бешенства.
-- Делов тоже никаких не имели до них, почему нам знать! -- продолжал староста, водя глазами по полу.
Старик позеленел.
-- Посредник, ваше благородие, Иван Егорыч Варегин, -- сказал он.
Бакланов сейчас же отпустил его.
-- Варегин! -- произнес он радостно. -- Пошел вон! -- прибавил он старосте, и тот, как бы ничего особенного не случилось, посмотрел себе на ноги и вышел.
-- Ну, вот и прекрасно! Все теперь устроится! -- сказал Бакланов, обращаясь к Софи, котрая смотрела на него вопросительно.
-- Параша, Параша, -- крикнул он убиравшей в соседней комнате чашки Прасковье. -- Нет ли кого послать за посредником-с?
-- Пошлите-с сельского старосту! Он у нас тут недалеко в Парфенове живет-с, -- отвечала та шопотом.
-- Сбегай, ради Бога, -- произнес Бакланов.
-- Я нищенку пошлю-с; самое-то, пожалуй, наши дьяволы увидят и изобьют еще! -- отвечала Прасковья и ушла.
Через несколько времени явился сельский староста, молодой, вежливый мужик.
-- Съезди, любезный за посредником, -- сказал ему Бакланов.
-- Слушаю-с, -- отвечал тот с видимою готовностью.
-- Что такое, скажи, пожалуйста, отчего это неповиновение ко мне? -- спросила, выйдя к нему, Софи.
Староста модно переложил из руки в руку шляпу.
-- Бог знает, сударыня, -- отвечал он, как-то особенно ужимая губы. -- Надо так полагать, что глупость одна их.
-- Так ты им растолкуй! -- сказала Софи.
-- Нам они, сударыня, не верят, как не по их говоришь... Все одно, вы говорят, от начальства...
-- Пожалуйста, съезди! -- повторила Софи.
-- Слушаю-с! -- отвечал староста и уехал.
-- Чтобы не обманул он! -- сказал Бакланов.
-- Нет, съездит-с! Он у Софьи Петровны лесу хочет торговать, так съездит-с! -- объяснила Прасковья.
Бакланов и Софи возвратились в гостиную.
-- Варегин мне приятель и отличнейший человек: он сейчас все устроит, -- заговорил первый.
-- Но я боюсь, друг мой, он сейчас, пожалуй, придут, -- сказала Софи.
Софи между тем принялась плакать: она была очень рассержена.