16. Один из модных вралей
При отличном светлом вечере, в Лопухах, на балконе господского дома сидели Бакланов и предводитель его уезда, тот самый способный, из военных, господин с pince-nez, которого мы когда-то встретили у старой фрейлины на празднике. Он даже не постарел ничего, а по-прежнему, по его словам, работал с народом. Одет он был, как и Бакланов, франтовато; у обоих лица были бойкие, развязные, не так, как у необразованных помещиков, у которых и без того уж не совсем благообразные физиономии сделались какие-то удивленные и печальные.
Предводитель беспрестанно шевелился, говорил, доказывал что-то такое.
Перед ними стоял чай на серебряном подносе.
В лугах огромная согнанная вотчина, почти вся находившаяся в виду господ, лениво косила.
-- Скажите, пожалуйста, как идут мировые съезды? -- спрашивал Бакланов.
-- Отлично! превосходно идут! -- восклицал предводитель. -- Я как?.. Посредники у меня, надобно сказать, все отличный народ, умный, развитой; но они не жили, не выросли с народом, как я... У меня встречается теперь распря, недоразумение между помещиком и мужиком, я ставлю вопрос так...
И предводитель поставил руку на перила балкона, желая, вероятно, показать, как он именно ставил вопрос.
-- Ставлю вопрос так... Беру господина помещика... мужика еще нет у меня... "В чем ваш вопрос?" -- "В том-то и том-то!" -- "Прекрасно! Вот вам ответ на него... самый полный, ясный, отчетливый..." Со мной он не может спорить, совестится... Мужика я еще не видал и говорю, значит, это не собственным хозяйственным соображениям; во мне он слышит голос такого же дворянина, как он.
-- Все это прекрасно! -- возразил Бакланов: -- но мужик-то будет пороть свое.
-- А в том-то и шутка, -- подхватил с некоторым лукавством предводитель: -- что я всегда скажу в духе мужика, в натуре его.
-- Стало быть, вы выдаете дворян.
-- Нет! нет-с! -- воскликнул опять лукаво предводитель: -- все дело в подготовке... У меня крестьянский вопрос был решен прежде, чем правительство имело его в виду...
Бакланов посмотрел на руководителя с недоумевающим видом.
и другой видели благодетельные последствия этого: барин -- превосходство наемного труда перед крепостным, мужик -- пользу заработка, хоть и по невысокой цене, но дома, где он не тратится на дорогу, ни на дороговизну городского содержания. Второе, у меня давно уже введено машинное хозяйство: я знаю, какая машина для нашей почвы годится, какая нет!
Бакланов решительно не знал, врет ли он, или правду говорит.
-- Значит что же-с, -- говорил предводитель, заметив произведенный им эффект: -- каждый из нынешних земледельцев только подражай мне. Мужик -- моему мужику, барин -- мне! И вот результаты этого, -- продолжал предводитель: -- у вас тихо... у соседа вашего тихо... у какого-нибудь Крикунова и Дуралева тихо. Чего ж мне больше?.. Дворянство, конечно, мне говорило: -- "Сделайте милость, позвольте ваш фотографический портрет повесить в предводительской!". "Господа, -- говорю я: -- я не один; позвольте уж, если снимать с меня портрет, так вместе с посредниками", -- а в сущности ведь один, один все это сделал, не хвастаясь скажу! -- воскликнул предводитель и, заметив на лице Бакланова некоторое недоумение, снова постарался рассеять его фактами.
-- Я как действую?.. Как получено было положение, я сейчас же поехал к мужикам; ну, и мне тоже не привыкать с ними разговаривать; я вот теперь хожу во французских перчатках, а умею сам срубы рубить. "Братцы, говорю, так и так быть должно, -- поняли?" -- "Поняли, говоря, батюшка!". Ихним, знаете, языком сказано, не свысока... Еду к помещикам: -- "Вот как, говорю, господа, быть должно!" -- "Разумеется", -- говорят. У меня, как новый дворянин приехал, я сейчас же еду к нему и внушаю. Вы вчера только приехали, а сегодня я уж у вас! -- заключил предводитель с гордостью.
Бакланову сделалось окончательно совестно слушать самохвальство своего гостя.
-- Хорошо ли, худо ли, я не знаю, -- отвечал предводитель: -- но только это мои правила. Я прямо мировым посредникам говорю: "вы, господа, за крестьян, а я за дворян"; но в то же время я не крепостник, -- нет-с! По убеждениям моим, я человек свободомыслящий, но чтобы дело у меня было делом...
"Чорт знает что такое!" -- думал между тем про себя Бакланов, которому в это время подали письмо, запечатанное благообразнейшею печатью.
"Многоуважаемый и любезный родственничек!
"В то время, как ты, чортова перечница, катаешься, как сыр в масле, твой друг и брат Иона в нищете, наготе, гладе и болезнях. Приезжай, дружище, и помоги, чем можешь!
"Ограбленный Иона Дедовхин".
-- Что такое с Ионой Мокеичем приключилось? -- спросил Бакланов предводителя.
-- С Дедовхиным это? -- переспросил тот с улыбкой презрения. -- О, помилуйте! -- воскликнул он: -- это человек с такими понятиями! Засыпал нас просьбами и жалобами на своих людей.
-- Ну, чего ж от Ионы и ожидать было! -- произнес Бакланов.
-- Нет-с: ведь он умен!.. он ядовит! при этаком великом движении, для кого бы нужна гильотина, чтоб они своими устарелыми понятиями не мешали общему ходу! -- произнес предводитель, подняв высоко брови.
И ему в эту минуту старый враль Иона почему-то показался гораздо лучше сего молодого говоруна.
Предводитель наконец встал и взялся за шляпу.
-- Au revoir! Мы, как люди образованные, кажется, поняли друг друга! -- проговорил он.
"Прескотина, должно быть, ужасная этот господин!.