8. Что собственно занимает ее
Сердце мое не утерпело.
На другой день я поехал проводить моих друзей на железную дорогу.
В первой же со входа комнате я встретил Бакланова, с дорожною сумкой через плечо и в фуражке.
-- Merci, Писемский, -- сказал он, с чувством пожимая мне руку и даже целуясь со мной. -- Софи там, в отделении первого класса.
Я прошел туда, и так случилось, что подошел к Софи сзади. Возле нее, низко-низко наклонясь, стоял Петцолов. Я невольно приостановился и не подходил к ним.
Говорила Софи.
-- Он несносен... Теперь он разоряется и выходит из себя, как будто бы я в том виновата, тогда как я живу решительно независимо от него...
-- Надобно не зависеть и от любви к нему.
-- Я его не люблю...
-- Надобно доказать это на деле.
Софи грустно покачала головой.
-- Для женщины это не так легко, -- сказала она.
-- Для умной женщины это должно быть совершенно легко, -- проговорил Петцолов и потом довольно небрежно прибавил: -- Я буду писать к вам!
-- Нет, невозможно, -- отвечала Софи серьезно: -- я лучше сама вам напишу.
-- Но до тех пор я умру.
-- Нет, живите! -- произнесла Софи явно нежным голосом.
Я, может быть, и еще бы узнал что-нибудь, но в это время входил Бакланов. Я поспешил к нему навстречу.
-- Я все ищу! -- сказал я.
-- Да вот она, -- отвечал он мне.
Мы подошли.
Софи кинула на Бакланова рассеянный взгляд, но увидев меня решительно просияла радостью.
Я сел.
Мне было немножко досадно на нее, но, главное, меня возмущал Бакланов: неужели он ничего не видал, что кругом его происходит, или, может быть, находит в этом удовольствие?
-- Скажите, пожалуйста, вы едете теперь к семейству вашему? -- спросил я его.
-- Нет, семейство мое в К... -- отвечал он, как-то еще ниже склоняя свою потупленную голову.
Он по-прежнему был заметно грустен.
-- У вас ведь есть дети? -- продолжал я его пытать.
-- Есть, -- отвечал небрежно Бакланов.
-- Как вам, я думаю, грустно о них; вы более полугода не видали их.
Бакланов мне на это ничего не сказал, а заговорил о чем-то с проходившем мимо кондуктором.
Софи только мимолетом прислушивался к словам моим и продолжала грустно любезничать с гусаром. Она в этом случае, кажется, нисколько не стесняясь Баклановым.
-- Вы до самой вашей деревни поедете с Александром Николаичем вместе? -- спросил я ее.
-- Нет, мы только по железной дороге... до Москвы.
-- Но ваши имения в одной ведь губернии?
-- Да, но потом мы с ним поедем в разное, вероятно, время!..
-- Нет, неправда, вместе поедут, -- сказал, подмигнув мне, Петцолов.
-- Как вы смеете так говорить! -- сказала ему Софи, больше шутя.
Об этом предмете они, видно, совершенно свободно разговаривали.
Мне ужасно хотелось сказать какую-нибудь дерзость Софи.
-- Вы ужасная притворщица! -- начал я прямо.
-- Не может быть, нет! -- воскликнула она.
-- У вас все только для наружности, и даже я знаю, что такое в вас искреннее.
-- Ну, что же во мне есть искреннего... что искреннего? Скажите! -- пристала она ко мне.
-- В чем к разнообразию?
-- Во всем.
-- Совершенно верно, совершенно! -- подхватила Софи, делая вид, что не понимает, к чему я это сказал.
-- Это так, да, -- подтвердил и Петцолов.
В это время ударил звонок, все встали.
Софи стояла, поправляя платье сзади. Хороша и величественна в эти минуты она была божественно!
Бакланов простился со мною нежно, и почему-то у нас обоих навернулись при этом слезы на глазах.
Софи, прощаясь с Петцоловым, явно с ним шепталась.
Я еще раз видел ее лицо, когда она, сев в вагоне, приложила его к окну и еще раз кивнула головкой мне и Петцолову.
Мы пошли с ним вместе из вокзала.
-- Скажите, что за отношения у madame Леневой с Баклановым? -- спросил я невиннейшим голосом.
-- Она живет с ним, -- отвечал он мне.
-- И вы, кажется, не совсем к ней равнодушны.
-- Нет, что же! Разумеется, немножко! -- отвечал он, не думая нисколько, видно, скрываться в этом случае.
-- Ну, смотрите, Бакланов вас убьет: он бешеный, вспыльчивый!
-- О, нет, у них это совсем на других основаниях.
-- На других?
-- Она может делать, что хочет; он тоже... по этим, знаете, новым правилам.
-- По новым?
-- Да, в наше время убедились наконец, что глупость же хранит верность, ревновать друг друга.
-- Разумеется! -- подтвердил я.
В это время мы вышли на подъезд. Он сел на превосходную пару, на которой я раз видел Софи, и понесся по Невскому, зацепляя извозчиков и пешеходов.
"И это тоже прогрессист! Несчастная, несчастная моя родина!" -- подумал я.
чем положили это служение: в проведении не то что уж отвлеченных мыслей, а скорей каких-то предвкушений мыслей. И кто наконец эта соль земли, эти избранные, пришедшие к общественной трапезе!.. Остроумные пустозвоны, считающие в ловкой захлестке речи всю суть дела!.. Торгаши, умеющие бесконечно пускать в ход небольшой запасец своей душевной горечи!.. Всевозможных родов возмужалые и юные свищи, всегда готовые чем вам угодно наполнить свою пустоту!..