13. Еще новая героиня
Прошел день, два. Положение Бакланова продолжало оставаться очень неловким: Евпраксия ездила с ним по Парижу, все осматривала, всем очень интересовалась, но о прошедшем его поступке хоть бы слово. Бакланов однако очень хорошо видел, что это было не прощение, а скорее равнодушие и невнимание к тому, что он делал и даже впредь намерен был делать.
Он решился наконец сам заговорить:
-- Я, конечно, виновать против тебя; но что делать. Первая любовь!
-- Первая любовь... к содержанке! -- повторила насмешливо Евпраксия.
-- Какая же содержанка! -- сказал Бакланов.
Ему показалось уж обидно, что Евпраксия таким образом третировала Софи. Ему хотелось, чтоб она в этом случае видела некоторое торжество и победу с его стороны.
-- Ты сама тоже неправа: хоть бы слово мне написала и намекнула, что тебе это неприятно... Я и думал: что ж?.. Значит, для нее все равно.
Евпраксия с насмешкой пожала плечами.
-- Я никак не предполагала в человеке столько низости душевной: бужать с одною женщиной и в то же время жене писать нежные и страстные письма, -- проговорила она.
-- Это не низость душевная, -- сказал, покраснев Бакланов.
-- Что же это такое? -- спросила Евпраксия.
В тот же день, когда супруги возвращались часу в четвертом с прогулки из Булонского лесу, превосходный воздух, чистое голубое небо, прелестный Париж так разнежили Бакланова, что он непременно решился помириться с женой. Все время по приезде ее в Париж она ужасно казалась ему хороша собой. Войдя в номер и видя, что Евпраксия уселась в кресла, с своим, по обыкновению, спокойным лицом, он подошел к ней и стал перед ней на колени.
-- Прости меня! -- проговорил он, склоняя голову на ее колени и ловя ее руки.
Евпраксия отодвинулась от него.
-- Не унижайте себя, по крайней мере, этим! -- сказала она.
-- Но ты еще любишь меня, Евпраксия! -- умолял ее Бакланов: -- ты приехала по первому моему зову!
-- Я приехала к отцу моих детей, но не к мужу! -- проговорила строго Евпраксия.
Бакланов сейчас же встал, гордо тряхнул своими красивыми и начинавшими уже седеть кудрями, прошелся несколько раз по комнате, потом опустился в небрежную позу на первый попавшийся стул и проговорил:
-- Стальная, бездушная вы женщина!.. Вы даже не стоите минуты раскаяния, которой я предался теперь.
Евпраксия хоть бы бровью повела и только кинула взгляд на домашнюю чудотворную икону, привезенную ею даже в Париж.
-- Во всю жизнь, -- продолжал Бакланов: -- хоть бы одному чувству, одному порыву вы ответили, и после этого требовать, чтобы муж оставался вам верен!
-- Прекратите, пожалуйста, ваши рассуждения; кто-то идет сюда, -- перебила его Евпраксия.
-- Bonjour! -- сказала она, как-то резко пожимая руку у Евпраксии.
-- Муж мой! -- сказала та, указывая ей на Бакланова.
-- Bonjour! -- сказала и ему девушка, так же смело протягивая руку.
Героя моего, привыкшего к порядочному кругу, такие манеры в девушке странно поразили и даже показались ему несколько натянутыми и неестественными.
-- А я недавно слышала, -- начал она, садясь на диван: -- что monsieur Бакланов спорил с одними молодыми людьми и был в этом случае совершенно неправ.
-- Я спорил? С кем же это? -- сказал Бакланов не без удивления.
-- С Галкиным.
-- А вы его знаете? -- спросил он уже насмешливо.
-- Он друг мой! -- отвечала девушка.
-- Друг ваш! -- повторил Бакланов, склоняя голову.
Сабакеев во все это время не спускала пылающих глаз с своей невесты.
-- Евпраксия! -- обратилась она к Баклановой. -- Мы с Валерьяном предположили заехать за вами и взять вас с мужем -- ехать обедать к Дойену в Елисейские поля. Там есть русские щи; я их только и могу есть.
-- Пожалуй! -- отвечала Евпраксия и при этом не взглянула на мужа, как бы не желая и знать, хочет ли он ехать или нет.
Бакланов однако счел за лучшее ехать, и через несколько минут Сабакеев поехал с невестой в одной коляске, а он с женой в другой.
Бакланова заинтересовала невеста шурина.
-- Что это за странная госпожа? -- спросил он Евпраксию опять уже ласковым голосом.
-- Ты знаешь ее мать!.. Что ж могло выйти от подобного воспитания? -- отвечала та своим обыкновенным тоном, как бы ничего между ними не произошло.
-- Но зачем же у нее рукава и воротнички грязные?
Что-то в роде усмешки показалось на лице Евпраксии.
-- Собой-то нехороша, ну и хочет показать, что всем этим пренебрегает и занимается наукой и политикой.
-- Чем ей заниматься? Она глупа, должно быть.
-- Напротив, преумненькая и очень добрая девушка.
Бакланов пожал плечами.