Поиск по творчеству и критике
Cлово "1830"
Входимость: 3. Размер: 76кб.
Входимость: 2. Размер: 9кб.
Входимость: 1. Размер: 25кб.
Входимость: 1. Размер: 25кб.
Входимость: 1. Размер: 21кб.
Входимость: 1. Размер: 16кб.
Входимость: 1. Размер: 33кб.
Входимость: 1. Размер: 53кб.
Входимость: 1. Размер: 10кб.
Входимость: 1. Размер: 31кб.
Входимость: 1. Размер: 22кб.
Входимость: 1. Размер: 7кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 3. Размер: 76кб.
Часть текста: и о второй части "Мертвых душ"{523} в особенности и беру на себя это право не как критик, а как человек, который когда-то страстно знакомился с великим писателем, начиная с представления на сцене большей части написанных им ролей до внимательного изучения и поверки его эстетических положений. Но прежде всего я просил бы читателя бегло взглянуть на состояние литературы и на отношение к ней общества в то время, когда Гоголь стал являться с своими первыми произведениями{523}. Нужно ли говорить, что то был период исключительно пушкинский, не по временному успеху поэта и его последователей{523}, но по той силе, которую сохранило это направление до наших дней, и, когда уже все современное ему в литературе забывается и сглаживается, оно одно мужает и крепнет с каждым днем более и более. Но в массе публики того времени это было несколько иначе; отдавая должное уважение поэту, она увлекалась и многим другим: в ней не остыла еще симпатия, возбужденная историческими романами Загоскина и Лажечникова{523}, авторитеты - Жуковский и Крылов - еще жили и писали{523}. Кроме того, Марлинский все еще продолжал раздражать воображение читателей напыщенными великосветскими повестями и кавказскими романами{524}, в которых герои отличались сангвиническим темпераментом и в то же время решительным отсутствием истинной...
Входимость: 2. Размер: 9кб.
Часть текста: палату государственных имуществ. 1847, февраль - Выход в отставку и переезд на жительство в Раменье. 1848 - Работа над повестью "Тюфяк". Июнь - Первая публикация - рассказ "Нина" в петербургском журнале "Сын Отечества". 6 октября - Определен младшим чиновником особых поручений при Костромском губернаторе. 11 октября - Женитьба на Екатерине Павловне Свиньиной, дочери известного писателя и дипломата. 1850, июль - Определен асессором Костромского губернского правления. Октябрь - ноябрь - В "Москвитянине" напечатан "Тюфяк". 1851, февраль - март - В "Москвитянине" публикуется повесть "Брак по страсти". Ноябрь - В "Москвитянине" появляется рассказ "Комик". С октября 1851-го по нюнь 1852-го - В "Современнике" печатается роман "Богатый жених". 1852, январь - В "Москвитянине" напечатана комедия "Ипохондрик". Сентябрь - В "Москвитянине" опубликована повесть "M-r...
Входимость: 1. Размер: 25кб.
Часть текста: и так как, несмотря на свои седины, сохранил способность воспринимать впечатления, то Северная Пальмира, сильно украсившаяся за это время, просто потрясла его, и он, наскоро побрившись, умывшись и вообще приодевшись, немедленно побежал посмотреть: на Невский проспект, на дворец, на Александровскую колонну, на набережную, на памятник Петра. Перед всеми этими дивами Петербурга Сверстов останавливался как дурак какой-нибудь, и, потрясая своей курчавой головой, восклицал сам себе: "Да, да! Растем мы, растем, и что бы там ни говорили про нас, но исполин идет быстрыми шагами!" Затем, как бы для того, чтобы еще сильнее поразить нашего патриота, мимо него стали проходить возвращавшиеся с парада кавалергарды с своими орлами на шлемах, трехаршинные почти преображенцы, курносые и с простреленными киверами павловцы. Сверстов трепетал от восторга и начал уже декламировать стихи Пушкина: Иль мало нас?.. Или от Перми до Тавриды, От финских хладных скал до пламенной Колхиды, От потрясенного Кремля до стен недвижного Китая, Стальной щетиною сверкая, Не встанет русская земля?.. [88] Обедать потом Сверстов зашел в Палкинский трактир и, не любя, по его выражению, французских фрикасе, наелся там ветчины и осетрины. Прямо из трактира он отправился в театр, где, как нарочно, наскочил на Каратыгина [89] в роли Прокопа Ляпунова [90] , который в продолжение всей пьесы говорил в духе патриотического настроения Сверстова и, между прочим, восклицал стоявшему перед ним кичливо Делагарди: "Да знает ли ваш пресловутый Запад, что если Русь поднимется, так вам почудится седое море!?" Ну, попадись в это время доктору его gnadige Frau с своим постоянно антирусским направлением, я не знаю, что бы он сделал, и не ручаюсь даже, чтобы...
Входимость: 1. Размер: 25кб.
Часть текста: - спросил прибывший. - Кто же вы такой? - спросил, в свою очередь, унтер-офицер. - Я Янгуржеев, приятель господина Лябьева; поди доложи! - как бы уже приказал прибывший. Унтер-офицер, впрочем, прежде чем пойти докладывать, посмотрел на вешалку, стоявшую в сенях, и, убедившись, что на ней ничего не висело, ушел и довольно долго не возвращался назад, а когда показался на лестнице, то еще с верхней ступеньки ее крикнул Янгуржееву окончательно неприветливым голосом: - Их дома нет, болен Лябьев, не принимает. - Как болен и дома нет? - спросил было Янгуржеев. - Так, не велено вас принимать, вот и все! - объяснил солдат, сойдя с лестницы, и потом, отворив входную дверь, указал движением руки господину Янгуржееву убираться, откуда пришел. - Отдай по крайней мере Лябьеву письмо от меня! - снова полуприказал тот, подавая письмо, каковое солдат медлил принять от него. - Да о чем вы пишете им? - сказал он. - Это не твое дело, дурак этакий! Ты должен отдать, - вспылил Янгуржеев и, бросив письмо на прилавок, ушел. - Еще ругается, пропоец этакий!.. Ну, приди ты у меня в другой раз, я те спроважу в полицию! - проговорил ему вслед солдат; письмо Янгуржеева, впрочем, он отдал Лябьевым, от которых через горничную получил новое...
Входимость: 1. Размер: 21кб.
Часть текста: ему злодею не стыдно у меня не побывать!" - Да, я скверно сделал, что не был у него; совсем и забыл, что он тут недалеко, - отвечал Вихров. - Когда бы съездить к нему? - Поедем в Петров день к нему - у него и во всех деревнях его праздник. - Очень рад! А что, скажи, постарел он или нет? - Нет, мало! Такой же худой, как и был. Какой учености, братец, он громадной! Раз как-то разговорились мы с ним о Ватикане. Он вдруг и говорит, что там в такой-то комнате такой-то образ висит; я сейчас после того, проехавши в город, в училище уездное, там отличное есть описание Рима, достал, смотрю... действительно такая картина висит! - Он принадлежит к французским энциклопедистам [85] , - заметил Вихров. - Надо быть так!.. Математике он, говорят, у самого Лагранжа [86] учился!.. Какой случай раз вышел!.. Он церковь у себя в приходе сам строил; только архитектор приезжает в это село и говорит: "Нельзя этого свода строить, не выдержит!" Александр Иваныч и поддел его на этом. "Почему, говорит, докажите мне это по вычислениям?" - а чтобы вычислить это, надо знать дифференциалы и интегралы; архитектор этого, разумеется, не сумел сделать, а Александр Иваныч взял лист бумаги и вычислил ему; оказалось, что свод выдержит, и действительно до сих пор стоит, как литой. - Все это может быть, - возразил Вихров, - но все-таки сочинения его плоховаты. - Плоховаты-то плоховаты, понять не могу - отчего? - произнес и Живин как бы с некоторою...
Входимость: 1. Размер: 16кб.
Часть текста: господского дома в усадьбе в Воздвиженском сидело несколько лиц. Вся картина, которая рождается при этом в воображении автора, носит на себе чисто уж исторический характер: от деревянного, во вкусе итальянских вилл, дома остались теперь одни только развалины; вместо сада, в котором некогда были и подстриженные деревья, и гладко убитые дорожки, вам представляются группы бестолково растущих деревьев; в левой стороне сада, самой поэтической, где прежде устроен был "Парнас", в последнее время один аферист построил винный завод; но и аферист уж этот лопнул, и завод его стоял без окон и без дверей - словом, все, что было делом рук человеческих, в настоящее время или полуразрушилось, или совершенно было уничтожено, и один только созданный богом вид на подгородное озеро, на самый городок, на идущие по другую сторону озера луга, - на которых, говорят, охотился Шемяка [1] , - оставался по-прежнему прелестен. Наши северные мужики конечно уж принадлежат к существам самым равнодушным к красотам природы; но и те, проезжая мимо Воздвиженского, ахали иногда, явно показывая тем, что они тут видят то, чего в других местах не видывали! Мысли и чувствования, которые высказывало сидевшее на балконе общество, тоже были совершенно несовременного свойства. Сама хозяйка, женщина уже лет за пятьдесят, вдова александровского генерал-адъютанта, Александра Григорьевна Абреева, - совершенная блондинка, с лицом холодным и малоподвижным, - по тогдашней моде в буклях, в...
Входимость: 1. Размер: 33кб.
Часть текста: после отъезда княгини Григоровой за границу Елена с сыном своим переехала в дом к князю и поселилась на половине княгини. Между московской и петербургской родней князя это произвело страшный гвалт. Все безусловно винили князя, даже добрейшая Марья Васильевна со смертного одра своего написала ему строгое письмо, в котором укоряла его, зачем он разошелся с женой. Князь не дочитал этого письма и разорвал его. Николя Оглоблин, самодовольно сознававший в душе, что это он вытурил княгиню за границу, и очень этим довольный, вздумал было, по своей неудержимой болтливости, рассказывать, что княгиня сама уехала с обожателем своим за границу; но ему никто не верил, и некоторые дамы, обидевшись за княгиню, прямо объяснили Николя, что его после этого в дом принимать нельзя, если он позволяет себе так клеветать на подобную безукоризненную женщину. Николя, делать нечего, стал прималчивать и только сильно порывался заехать к князю и рассказать ему, что о нем трезвонят; но этого, однако, он не посмел сделать; зато Елпидифор Мартыныч, тоже бывавший по своей практике в разных сферах и слышавший этот говор, из преданности своей к князю Григорову решился ему передать и раз, приехав поутру, доложил ему голосом, полным сожаления: - А тут, по Москве, какая болтовня идет. - О чем это? - спросил его князь довольно сурово. - Да вот... все о том, что Елена Николаевна переехала к вам в дом! начал Елпидифор Мартыныч с небольшой улыбочкой. - Раз при мне две модные дамы приехали в один дом и начали квакать: "Как это возможно!.. Как это не стыдно!.." В Москве будто бы никогда еще этого и не бывало... Господи, боже мой! - думаю. - Сорок лет я здесь практикую и, может, недели не прошло без того... С каждым словом...
Входимость: 1. Размер: 53кб.
Часть текста: Реализм и идеализм в нашей литературе (По поводу нового издания сочинений Писемского и Тургенева) I Повсеместное господство так называемого реализма в искусстве и литературе вообще и в нашей литературе в особенности -- факт почти что общепризнанный. Но что именно такое реализм, равно как и что такое противуполагаемый ему иде а лизм, мы или не знаем вовсе, или забыли (после Белинского), или знаем очень смутно. Обыкновенно мы думаем -- если слово "думаем" приложимо к неясным, почти что безотчетным головным данным,-- вот как. Со смертию Байрона, Пушкина, Лермонтова, Мицкевича идеализм в искусстве кончился -- это были его последние могучие представители, последние, которые сообщали ему силу и обаяние. В чем заключались сущность, сила и обаяние их идеализма -- противополагаемого реализму современных нам писателей, мы не определили, да, может быть, даже полагаем, что и определять не стоит. В лиризме ли, то есть в некоторой сверхобычности (чтобы не сказать сверхъестественности) взгляда на жизнь (миросозерцания) и строя чувствований -- в способе ли изображения жизни чертами более широкими, чем подробными, и более синтетическими, чем аналитическими,-- в протесте ли, наконец, и тревожном недовольстве действительностию,-- неизвестно. Да и не все ли равно -- думаем мы! В лиризме, так в лиризме,-- в протесте, так в протесте! Дело в том, что "боги" отошли, а "божки" нам надоели своим чисто личным, иногда странным и капризным, иногда даже совершенно никому, кроме их самих, не понятным лиризмом. Нам надоели давно (и совершенно справедливо, можно прибавить) и "гордые страданья" 1 и "права проклятия" 2 поэтиков с голоса Лермонтова -- нам надоели и...
Входимость: 1. Размер: 10кб.
Часть текста: груди пустою, бесполезной работой умирающими в своих скудных квартирах или даже, по бедности, в городских больницах. Другие являли из себя еще более печальный пример: ради утехи душевной, они, прямо же из присутствия, обыкновенно проходили в какое-нибудь в кредит верящее трактирное заведение, а оттуда уже ночью по заборам, а иногда и на четвереньках переправлялись домой или попадали в часть. Так дело шло до окончательного выгона из службы, за которым следовали: кабак, нищета и смерть где-нибудь на тротуаре или пропажа без вести! Наконец, третьи, и вряд ли не большая из них часть, благоразумно подлели: в какой-нибудь год отращивали себе брюшко, женились на дочерях каких-нибудь совсем уже отпетых экзекуторов и надсмотрщиков гражданских палат, и сами потом делались такими же скрозьземельными, как говорит народ, плутами. Иные из них уезжали даже в Петербург дослуживать там до довольно видных мест; но печать позорного опошления все-таки горела на их челе. Иосафу был сужден несколько иной, более оригинальный, выход. Чтобы лучше познакомиться с его душевным состоянием, я считаю здесь нелишним привести два, три отрывка из его записок, которые он вел для себя, как бы вроде дневника. Вот что писал он вскоре после вступления своего на службу: "Едва вышед из стен училища, я сразу должен был окунуться в житейскую болотину. К чему послужило нам наше образование? Не похоже ли это на то, как если бы в какой-нибудь для грубого солдатского сукна устроенной фабрике завели розовый питомник. Вот розы...
Входимость: 1. Размер: 31кб.
Часть текста: княгиня носила по мужу глубокий траур. Она каждую неделю ездила на его могилу и служила панихиды. Главным образом ее убивало воспоминание о насильственной смерти князя, в которой княгиня считала себя отчасти виновною тем, что уехала из дому, когда видела, что князь был такой странный и расстроенный. Все именитые родные князя оказали ей неподдельное участие и целыми вереницами посещали ее. Княгиня принимала их, со слезами на глазах благодарила, но сама у них бывать наотрез отказывалась, говоря, что она никогда не жила для света, а теперь и тем паче. Из посторонних у нее бывал только Елпидифор Мартыныч, наблюдавший за ее здоровьем, и барон, который ей необходим был тем, что устраивал ее дела по наследству от мужа, в чем княгиня, разумеется, ничего не понимала да и заботиться об этом много не хотела, потому что сама думала скоро пойти вслед за князем. В первый раз в общество княгиня выехала по довольно экстренному случаю: барон, получив то почетное назначение, которого ожидал, не преминул сейчас же училище, основанное Анною Юрьевной, взять под свое попечительство. Испросив для него совершенно новый и гораздо более строгий устав, он приехал в одно утро к княгине и велел к себе вызвать г-жу Петицкую, которая в этот год еще больше поблекла, постоянно мучимая мыслью, что и в любимой ею Москве она никак и ничем не может улучшить свое положение и всю жизнь поэтому должна оставаться в зависимости. Когда Петицкая вышла к барону, то он просил ее присесть, видимо, приготовляясь повести ...