Поиск по творчеству и критике
Cлово "CATHERINE"
Входимость: 2. Размер: 10кб.
Входимость: 2. Размер: 24кб.
Входимость: 2. Размер: 17кб.
Входимость: 1. Размер: 42кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 2. Размер: 10кб.
Часть текста: ней совершенно одиноко ходит небольшого роста господин, в неказистом черном фраке. Подойдя поближе к нему, он воскликнул: -- Ковальский! -- Ах, да-с! здравствуйте! -- отвечал тот с удовольствием и как-то церемонно. -- Вот где Бог привел встретиться! -- продолжал Бакланов приветливо. -- Да-с! -- опять повторил Ковальский. Будучи поставлен судьбою в звание управителя, он считал старого своего товарища гораздо выше себя и сильно конфузился перед ним. -- Вы женились на моей хорошей знакомой? -- продолжал Бакланов. -- Да-с, на Казимире Михайловне, -- отвечал и на это Ковальский. Бакланов еще несколько времени постоял около приятеля, поласкал его взглядом, а потом, молодцевато тряхнув волосами, как гривой, пошел далее, а Ковальский опять принялся сновать взад и вперед. Поклонившись в гостиной старухе Сабакеевой, игравшей в карты, Бакланов прямо устремился к mademoiselle Евпраксии, которая, в голубом барежевом платье, стояла у балкона. На этот раз она ему показалось Дианой, только несколько полноватою. -- Голубой цвет решительно создан для вас! -- сказал он ей после первых же приветствий. -- Да, я люблю его, -- отвечала девушка, как бы не обратив даже внимания на его комплимент. Бакланов придумывал, о чем бы таком с ней попикантнее заговорить. -- Я всегда при этаком близком расстоянии, как вот здесь, света и темноты, -- сказал он, указывая на темный сад и светлую гостиную: -- всегда чувствую желание из света итти в темноту, а из темноты на свет: отчего это? -- От нечего, я думаю, делать; надобно же куда-нибудь итти, -- отвечала Евпраксия. -- Да-с, но это скорее то инстинктивное желание, которое человек чувствует, взойдя на высоту, броситься вниз. -- А то трусость! -- сказала Евпраксия. -- Вы думаете? Сами вы, значит, трусливы? -- Напротив... Я...
Входимость: 2. Размер: 24кб.
Часть текста: только слушала их. - Вам, видно, было очень весело у ваших новых знакомых; вы обедали там и оставались потом целый день! - сказала она. Обо всем этом ей сообщил капитан, следивший, видно, за каждым шагом молодого смотрителя. - Да, я там обедал, - отвечал Калинович совершенно спокойным и равнодушным тоном. - А я и не знал! - воскликнул Петр Михайлыч. - Каков же обед был? скажите вы нам... Я думаю, генеральский: у них, говорят, все больше на серебре подается. - Обед был очень хорош, - отвечал Калинович. - Воображаю! - произнесла презрительным тоном Настенька. Слова Калиновича выводили ее окончательно из терпения. "Как этот гордый и великий человек (в последнем она тоже не сомневалась), этот гордый человек так мелочен, что в восторге от приглашения какого-нибудь глупого, напыщенного генеральского дома?" - думала она и дала себе слово показывать ему невниманье и презренье, что, может быть, и исполнила бы, если б Калинович показал хотя маленькое раскаяние и сознание своей вины; но он, напротив, сам еще больше надулся и в продолжение целого дня не отнесся к Настеньке ни словом, ни взглядом, понятным для нее, и принял тот холодно-вежливый тон, которого она больше всего боялась и не любила в нем. При подобной борьбе, конечно, всегда уступит тот, кто добрее и больше любит. Вечером, после ужина, Настенька не в состоянии была долее себя выдерживать и сказала Калиновичу: - Вы же виноваты и вы же на меня сердитесь! - На капризных я сам капризен, - отвечал он и ушел домой. Настенька, оставшись одна, залилась горькими слезами: "Господи, что это за человек!" - воскликнула она. Это было выше сил ее и понимания. В день, назначенный Калиновичу для чтения, княгиня с княжной приехали в город к обеду. Полина им ужасно обрадовалась, а князь не замедлил сообщить, что для них приготовлен маленькой сюрприз и что вечером будет читать один очень умный и образованный молодой человек свой роман. - Надеюсь, вы будете внимательны, - ...
Входимость: 2. Размер: 17кб.
Часть текста: говорить как можно более мягким голосом и прибирал обыкновенно самые нежные фразы. Около средних ворот, с ключами в руках, ходил молодцеватый унтер-офицер Карпенко. Он представлял гораздо более строгого блюстителя порядка, чем его офицер, и нелегко было никому попасть за его пост, так что даже пробежавшую через платформу собаку он сильно пихнул ногой, проговоря: "Э, черт, бегает тут! Дьявол!" К гауптвахте между тем подъехала карета с опущенными шторами. Соскочивший с задка ливрейный лакей сбегал сначала к смотрителю, потом подошел было к унтер-офицеру и проговорил: - Княгиня приехала: отворить потрудитесь. - Не велено, - отвечал тот лаконически и с малороссийским акцентом. - Да ведь княгиня ездит; как же не велено? Помилуйте! - возразил лакей. - Да что мини ездит, коли не велено. Давича вон еще гобернатор наезжал с полицеймейстером... наказывали. Ездит! - отвечал унтер-офицер. - Что ж! Я у смотрителя был: они приказали, - возразил опять лакей. - Ничего не приказали. Что мини смотритель? Не начальство мое. У меня свой офицер здесь есть... Смотритель! - говорил сурово Карпенко. - И офицер прикажет, - произнес лакей и побежал. - Прикажут? Да! - повторил ему вслед со злобой унтер-офицер. - Княгиня, ваше благородие, приехала, солдаты не пускают, - доложил лакей, входя в караульню. Прапорщик вскочил. - Ах, боже мой! Боже мой! - воскликнул он и тотчас же побежал. - Отворить! - крикнул он унтер-офицеру. - Не приказано, ваше благородие... - осмелился было ему возразить Карпенко. - Отворить, дурак! - крикнул грозным голосом нежнейший...
Входимость: 1. Размер: 42кб.
Часть текста: ему удовольствие, и старик этим ужасно гордился. Часу в девятом князь, вдвоем с Калиновичем, поехал к приходу молиться. На колокольне, завидев их экипаж, начали благовест. Священник и дьякон служили в самых лучших ризах, положенных еще покровом на покойную княгиню, мать князя. Дьячок и пономарь, с распущенными косами и в стихарях, составили нечто вроде хора с двумя отпускными семинаристами: философом-басом и грамматиком-дискантом. При окончании литургии имениннику вынесена была целая просфора, а Калиновичу половина. - Откушать ко мне, - проговорил князь священнику и дьякону, подходя к кресту, на что тот и другой отвечали почтительными поклонами. Именины - был единственный день, в который он приглашал их к себе обедать. Возвращаясь домой и проезжая по красному двору, князь указал Калиновичу на вновь выстроенные длинные столы и двое качелей, круговую и маховую. - Это для народа; тут вы уже увидите довольно оживленную толпу, заметил он. - Вы и о народе не забываете! - проговорил Калинович тоном удивления и одобрения. - Да, я люблю, по возможности, доставлять всем удовольствие, - отвечал князь. В зале был уже один гость - вновь определенный становой пристав, молодой еще человек, но страшно рябой, в вицмундире, застегнутом на все пуговицы, и с серебряною цепочкою, выпущенною из-за борта как бы вроде аксельбанта. При входе князя он вытянулся и проговорил официальным голосом: - Честь имею представиться: пристав второго стана, Романус. - Очень рад, очень рад познакомиться, - отвечал князь, пожимая ему руку. - И вместе с тем позвольте поздравить вас со днем вашего тезоименитства, - продолжал пристав. - Благодарю вас, благодарю, - отвечал князь, сжимая еще раз руку пристава. - Прощу извинения, - продолжал становой, - по обязанностям моей службы, до сих пор...